Андрей Артёмов - Нравы времени

Так будьте добрыми, друзья!
И будьте здравы и счастливы!
И буду вместе с вами я
Скорбеть… Не будем суетливы.

Можно быть каким угодно,
Но никак не идеальным.
Можно жить порой свободно.
Можно скромным быть, нахальным.

Можно честным быть иль пошлым,
Безобразным иль красивым,
Быть ребёнком или взрослым,
Быть смиренным иль строптивым.

Можно добрым быть и злобным,
Можно даже жить удобно,
Также хитрым и удобным —
И всему тому подобно.

Быть одетым в то, что модно.
Быть бездарным, гениальным…
Можно быть каким угодно,
Но никак не идеальным!

Совсем недавно ветхий дом
Сменил на новое жильё;
Не сожалею я о том,
Но сердце всё ж грустит моё.

Совсем недавно лик луны
Смиренно в комнату глядел,
И оживлённо вверх стены
Его рос свет, и я немел.

Теперь взамен луны в окно
Глядит светильник столбовой,
Его свет яркий (вот кино!)
Безликий в комнате жилой.

Писать стихи – проклятая работа:
В душе, в уме тревожная забота,
И вместе с тем какая благодать,
Когда находишь что и как сказать.
То дар от Бога – просто наказанье!
В трудах… в трудах поэта всё признанье
Иль в них забвение произойдёт,
Когда себе бесславно изберёт
Вдруг путь, не предназначенный поэту, —
Тогда и бессловесно он по свету
Пойдёт… И лишь поэт (как налегке)
Умеет говорить на языке,
Которым живо сам Господь владеет.
Поэта сердце чувством пламенеет,
А разум человечески-земной
Непостижим отчасти… да хмельной.

В тени, под тучей, что всё небо
Сплошной заволокло завесой,
Томлюсь безумствуя, нелепо,
Живу и радуюсь повесой.

Во мне холодны побужденья:
В груди тоска, а разум тупо
Твердит пустые откровенья,
Что жить бессмысленно и глупо.

Водою полно небо-туча,
Да только вот дождём пролиться
Никак не может… Очень жгуча
Пустая жажда насладиться.

Так и во мне: тоскливо, мрачно.
Не лью, не лью теперь я слёзы.
Хоть плачь, хоть нет – уж всё напрасно.
Но тешат грудь мою лишь грёзы.

Идти, бежать и спотыкаться;
Споткнувшись, падать и вставать;
Вставая, не со зла ругаться,
В конце упоминая мать.

Конечно, падать очень больно,
Но время всё ж торопит жить.
И так спеша, непроизвольно
Уходит время. Но как быть?

Идти, бежать, не спотыкаться
И время никуда не гнать,
Чтоб после с болью не ругаться,
Не впутывая в ругань мать.

Злой гений с грустными глазами
Людей пороки выявлял,
А между добрыми делами
В себе он зла не замечал.

Среди людей жил одиноко,
И гордостью был полон дух.
Играл друзьями он жестоко,
К предупрежденьям их был глух.

Поэт!.. Его печальны мысли:
Печальны в прозе и в стихах,
Они из адской муки вышли —
Им возвратиться вновь никак.

Злой гений с грустными глазами
Врагов же дружбу не ценил,
Зато друзей вражду стихами
Поэт зло, гордо возносил.

Смеясь (смеялся звонко, едко),
Всё видел из небытия,
И потому поэт так редко
Счастливым видел сам себя.

Увы, недобрый покровитель
Поэта на земле берёг,
И вдруг его подземный житель
От худшего предостерёг.

Рисуй, что мило сердцу моему!
Гори, пылай, моё воображенье!
Открой другим, моё произведенье,
Всё то, что мне известно одному…
Читай, читай, мой друг, труды поэта!
(Он будет благодарен вам за это.)
Его труды вне времени живут…
Гори, пылай, моё воображенье!
И в ком-нибудь (живое провиденье!)
Стихи вновь в сердце чувства разожгут.

Ах! Женечка-Евгения,
Люблю с тобой шутить —
Лукавые мгновения
Как хочется продлить!

В тебе, когда шутливая,
Нрав робко шаловлив.
Весёлая! игривая!
А цвет лица стыдлив.

Ах! Женечка-Евгения,
Мне нравится с тобой
Лукавые мгновения
Ловить из скуки злой.

Но ты, когда бодливая,
Стыдишь меня, грубя.
Смиренная! Строптивая!
Так злится на себя.

Ах! Женечка-Евгения,
Дари, дари мгновения!..

Дрожащая рука коварно
Предать решила рукопись огню:
Стихи написаны бездарно.
Пустую мысль я прочь гоню,
Но так бессмысленно и тупо,
Смотрю неистово и глупо
(Вот и с ума сойти готов),
Как белый лист, чернея, тает,
Как строки синие стихов
Темнеют: жар их выжигает,
Как серым дымом увядает
Душа поэта – строки слов.
Ничто не жаль, но очень больно.
И отчего? И почему?
Откуда знать мне: не пойму!

Рука коварно, своевольно
Предать посмела рукопись огню —
Горю с тем сам, но мысль храню…
Уж пепел хрупкой сединою
Лежал передо мной, дыша.
И я нетвёрдою рукою
Коснулся до него, дрожа…

В час молитвы мусульманской
Горец тих в самом себе:
Предан он своей судьбе,
Жизни нравственно-гражданской.

В час смиренья и покоя
Сердце искренно живёт,
И молитвенно поёт
Горец, на коленях стоя.

В час мольбы и песнопенья
Мир царит средь мусульман.
Петь чудесно дар им дан,
Жизнь дана им в Проведенье.

Я видел, знал красавиц стройных
И глупых, и безмерно умных.
На вечерах развратных, шумных
Себе я находил достойных.

Их речи были откровенны,
Коварны мудростью своею
(В стихах их передать не смею),
А взгляды остры и надменны.

В любви горячих и холодных
Красавиц я отвергнул много.
И я любил красавиц строго,
Любил консервативных, модных.

Любил и нервных, и спокойных,
К губам их жгучим прикасался
И бессердечно обжигался…
Я видел, знал красавиц стройных.

Я не могу тебя назвать
Ни другом, ни врагом моим.
Умеешь холодно сверкать,
Когда в горячке зло творим.

Кем выкован ты? и зачем?
Стеречь покой и враждовать.
Народ Кавказа уважать
Принудил очень многих тем.

Ты мне не враг, ты мне не друг,
Но можешь пригодиться вдруг
Ты в час опасности моей,
Сверкнув коварностью своей.