Анатолий Вершинский - Разговор с Каллиопой и Клио. История в избранных стихах и сценах

Две сестры – Каллиопа и Клио.
И старательный их ученик.
Вот такое немодное трио
поджидает любителей книг.

Не ищите ни жареных фактов,
ни заумных конструкций и схем,
ни крутых описаний терактов,
ни срамных измышлений, «кто с кем».

Обстоятельно и не крикливо
сёстры-музы беседу ведут.
Разговор с Каллиопой и Клио
выношу на читательский суд.

Посудачим, надеясь на милость
тех, кто истине предан по гроб,
лишь о том, что взаправду случилось
иль, по крайности, статься могло б…

Где ледник проутюжил покровы Печорской земли,
из камней допотопных под выклики «с Богом!» и «любо!»
над безвестной могилой соборно курган возвели
православные люди – предтечи Изборского клуба.

Посредине кургана поклонный поставили крест
из листвяжного бруса, вовек неподвластного гнили,
и живою землёй, принесённой из памятных мест,
валуны ледниковые кровно связали – сроднили.

От полярного дна до безводного моря Луны
и от Гроба Господня до братских могил под Смоленском
нет числа приношеньям с путей-перепутий страны,
будь то звёздный большак иль тропа на лугу деревенском.

Каждой ноши, согретой у сердца, хватило на пядь
этой каменной кладки – воистину малая горстка.
Но Курилы и Крым у России уже не отнять:
их частицы лежат на Священном холме у Изборска!

…У подножья кургана сегодня со мною друзья,
хоть не всех узнаю, ну а многим и сам я неведом,
но дорога сюда – это общая наша стезя,
где оставленный след помогает идущему следом.

Вот на холм поднялся богатырского склада поэт,
на Словенское поле [1] Словенское поле – обширный луг близ Изборска, исторически значимое место. он прибыл с предгорий Урала.
Как библейский пророк, пышногрив, бородат он и сед:
самолично судьба для него серебро собирала.

Головой в небеса, он стоит у незримых ворот
и беззвучно поёт, созывая нетленные тени.
Он ссыпает с ладони крупицы уральских пород,
и ответно пустеют раскрытые длани видений.

И всё выше курган, и слышней седовласый рапсод.
Он уже стоязык и прославлен под ста именами…
Нам отмерен предел для вещественных нужд и высот.
Для духовных – пределом лишь горнее Царство над нами.

Мы не живём текущим днём —
мы прошло-будущим живём,
послушны зову
нравоучений старины,
предначертаний новизны —
короче, слову.

Мы ценим западную прыть
и с Европейцем рады жить
как побратимы.
Но поклонение мощам
и поклонение вещам
несовместимы.

И не уплыть отселе нам
к чужим кисельным берегам
по млечным рекам.
Полжизни свеиваем снег.
Полжизни склеиваем век
с грядущим веком.

Не доблестями князя-самовластца,
но храмами на Клязьме и Нерли
прославлен и забвенью не предастся
Андрей, держатель Суздальской земли.

И царь Иван, переписавший дерзко
ордынское наследство на Москву,
отмечен в ней не бронзою имперской —
цветным собором Покрова на рву.

Архитектура – зеркало эпохи,
а зеркала шлифуют мастера.
Петровские реформы были плохи,
но чуден величавый град Петра.

Мы в отчимы зачли «отца народов»,
но в сталинских высотках – дух страны,
которую с лоскутных огородов
в открытый космос вывели сыны.

У тех, кто строил Русскую державу,
Российскую империю, Союз,
в придачу к необузданному нраву
был недурной художественный вкус.

Открытости сильных учусь на земле
от Мсты до Эвксинского Понта —
той самой земле, где на псковском столе
я вижу литовца Довмонта;

где стольный Владимир по праву родства
с князьями аланской землицы
их барса на щит помещает сперва,
потом – заменяет фигурою льва,
а барса во Псков отряжает Москва
по долгу верховной столицы;

где зоркая птица о двух головах,
наследье царевны ромейской,
гнездится на невских сырых островах,
грозя акватории свейской;

где чуть обрусевшая немка – одна
стоит у штурвала державы,
чей киль никогда не касается дна,
а скрытые скрепы не ржавы;

где в нежных объятьях лесных волостей
под благовест каменных звонниц
становится русским до мозга костей
и швед, и француз, и чухонец.