Елена Никандрова - Сто четыре недели. Стихи

Мы спорим (в историческом ключе):
Какой застыл напротив император,
Кто памятник заслуживает, чем,
И к месту ли стоит кафе-веранда
Под храмом стометровой высоты.
Вдали река подтачивает камень.

За спинами у нас надежный тыл:
Там крокусы цветными языками
Нашептывают что-то на своем
Уставшим посетителям музея.
И спорить мы с тобой перестаем.
И видим только небо, птиц и зелень…

Насыпать истин прописных
В кулек. И щелкать беззаботно.
Плыть по течению весны
От понедельников к субботам.

Не погружаться в липкий быт.
Не отвлекаться на рутину.
Забыть про «если бы, кабы».
И делать то, что не противно,

Что просит детская душа:
Идти по солнцу и по ветру,
В кармане прятать шапку-шарф,
А в мыслях – фею и карету,

Бежать за тоненьким ручьем,
Искать нарциссовые стрелы
И знать, что это все – ничье,
Все только собственность апреля.

Москва, ты перекресток всех миров,
Вместилище веселья и печалей.
Там, где когда-то был защитный ров,
Теперь Покровский Храм меня встречает.
Сквозь золото потухшее икон
То гордость проявляется, то жалость…

Так много разных лиц и языков
На самой главной площади смешалось,
Что кажутся ненужными совсем
Таможенные службы и границы.
Мой поезд отбывает ровно в семь,
А встречный приближается к столице.

Кокошники, резьба и купола,
Мощеные дороги и базары…
Давно ли здесь блистали на балах?
Давно ли погибали от пожаров?
Москва, тебе уже под девятьсот
И судишь ты порою слишком строго.
Но у тебя румяное лицо
И сотни ухажеров за порогом.

Москва нужна мне как столица,
Как мать и крестная моя.
Приехать, в пояс поклониться,
Узнать, о чем тут говорят…
Собор, Царь-колокол, Царь-пушка
И колокольня-каланча…
Москва царевною-лягушкой
Сияет ярче по ночам.
Все здесь по-русски: пляски, сбитень,
Платков рисунок набивной…

Но есть другое место – Питер,
Санкт-Петербург, он воздух мой.
Совсем иной по крою, стилю:
Залива – ширь, небес – простор!
Там дух свободы и флотилий.
И в крепдешине вальс-бостон
Танцует осень на проспектах,
На площадях и вдоль Невы.
Коты лежат на парапетах,
Им снятся каменные львы,
Мосты, подвалы Эрмитажа
И крики чаек на реке.
Им чижик-пыжик снится даже.
И я – с мороженым в руке…

Привкус прохлады – у здешней весны.
Примесь свинца – у небесной лазури.
В старом саду разрастается сныть.
Поздний апрель суетится, рисует,
Желтую краску роняя в траву.
Чуть успевая, наводит порядок.
С площади слышатся в стиле «бравур»
Звуки оркестра – прогонка парада…
Летнее солнце и ветер норд-вест.
Столько сияющих лиц на закате!
Список растет – выпускниц и невест,
Шьются открытые пышные платья…
Кто-то на дачу готовит побег.
Кто-то шенгенскую визу лелеет.
Кто-то, повесив «ушла на обед»,
В парке гуляет по темным аллеям.

Город измучен бензином, духами,
Вечной толкучкой с семи до семи.
Город без нас облегченно вздыхает.
В городе N поселяется мир,
Нам не известный:
Свободней – дороги,
Воздух – свежее, и чище – река.
С нами бывая угрюмым и строгим,
Город витает без нас в облаках.
Он простодушен, ленив, не практичен,
Любит поспать, телефон не берет.
Кормит бездомных животных и птичек.
Сушит на наших балконах белье…
В городе ходят пустые трамваи.
Скидками дразнятся сферы услуг.
Редко по Волге суда проплывают.
Город свою биографию вслух
Гордо читает туристам заезжим.
Зеленью красит сады и холмы.
Город без нас аккуратен и нежен…

Ну а какие без города – мы?

Не надо мне ваших игрушек,
но дайте мне лето и сад,
там лампы – неспелые груши —
на тоненьких ветках висят,

паук незаметно вплетает
в узор шелковистый – меня,
парит одуванчиков стая,
ни в чем никого не виня,

и добрые синие птицы
на крыльях несут благодать,
там пьется и естся, и спится,
как больше нигде, никогда,

а время-улитка сверяет
по солнцу часы и шаги,
тихонько сидят за дверями
обиды, заботы, долги.

На лестнице – пара ступенек,
но я, поднимаясь, лечу.
Мне надо – не славы, не денег,
а запахов, красок…
и – чувств…

Витрины магазинные
всегда немного врут —
иду себе, красивая,
по солнцу, поутру,
по запаху душистому,
по кромке легких дум,
по маю, между числами
двадцатыми иду.
Иду с носка, балетница,
на низком каблуке,
то вниз, то вверх по лестнице,
то с кем-то, то ни с кем.
Иду под звуки музыки,
под пенье соловья,
в широком или узеньком,
иду, шагаю я,
веселая, беспечная,
открытая ветрам,
не зная, кто навстречу мне
выходит в этот раз.

Делюсь с тобой: полпесни соловья,
Одна вторая красного заката,
Часть клумбы (остальное всё бурьян),
Из темноты – кузнечиков стаккато.

Возьми себе лучей косых – пучок,
Сорочьи перья, сотки три – газона.
И нить, что тянет в небо паучок
Для связи тех, которые «вне зоны».

Тебе – жасмина нежный аромат
И пудру облаков, и месяц тонкий,
И… что еще? Загадывай сама,
Пока томишься в пробке на бетонке.

Сарафанчик на резинке,
Светло-русые косицы.
Двор на улице Звездинке
Будет сниться, сниться, сниться…

Сто квартир в высотном доме,
Сто детей – взрослее, младше..
Снимки старые в альбоме
Сберегли улыбки наши.

Мы в «садовника» играли
И в «секреты», и в «колечко».
Мы учили много правил
И не думали о вечном.

У парней ценилась сила,
У девчонок – туфли, платья…
А с балкона доносилось,
Что гулять сегодня хватит.

Всегда удивляюсь, насколько не лень мне
Потратить июльские дни на варенье,
На поиск рецептов, советы бывалых,
На крышки и банки, которых мне мало.
В раскрытом окне – переспелое лето,
А я постигаю чужие секреты,
Считаю усердно минуты, стаканы,
В латунном тазу укрощаю вулканы.
Клубничная алость, черники индиго,
Под окнами вечером мятно и тихо.
Наморщены щеки «владимирских» вишен —
Вишневое, кажется, снова не вышло,
Зато из смородины черной и красной
Желе получается с первого раза…

Настанет зима – с холодами, гостями.
Я знаю, ты любишь из вишни, «с костями»,
Которое мне удается не слишком.
Но ты повторяешь – из вишни, из вишни,
В заморские страны опять уезжая…
Ну что ж, до зимы! До варенья! До чая!