Вячеслав Евдокимов - Первая и негасимая

Ценить за то ты должен веско,
Знать, потакать во всём всегда,
Лизать меня аж ли до блеска,
Ведь без меня тебе беда.

Ты не заигрывай с Иваном,
Подвох мне ставя за спиной,
Меня считая истуканом,
Имею, знай, я гонор свой.

Гони оружие и деньги
Мне, силой чтоб я обладал,
Придёшь к Победе не в телеге.
В борьбе, как видишь, я удал!

Ты оскорбил меня жестоко,
Друзья не делают того,
Взвилась обида, слышь, высоко,
Не терпит казуса сего.

Да я, как ты, сурьёзность санкций
Вмиг наложу тьму на тебя,
Не надо мне инсинуаций
Во имя дивного себя.

Сооружу тебе препоны,
Как ты Ивану городишь,
Вон попирая все законы,
Хоть результатов нолик лишь.

Да я, гляди, чего‐то стою,
Что ухватился за меня,
Я под твоей с того уздою,
Судьбу никчёмную кляня…

Не веришь? Лягу на пути я
Преградой мощной, не пройдёшь,
Хоть и усилия лихие,
Применишь, толку лишь на грош.

То бишь, в борьбе чего‐то значу,
Ввек без меня не обойтись,
Борца являю, а не клячу,
Вот в том‐то важности и высь.

Я поперёк, гляди, дороги,
Всё по которой зло ты прёшь,
Улёгся уж, и ты в тревоге,
Пройти туда‐сюда не гож.

С того и нет твоих успехов
В борьбе с Иваном, погляди!
Вот бесполезна мощь доспехов,
Знать, пораженье впереди…

Врага же было ноль вниманья,
К самохвалебнейшим речам,
Вон обошли его страданья,
Мозоль не сделал он очам,

А просто шёл, куда хотел он,
Кровавой узкою тропой —
Так норов был извечно сделан,
И… вдруг своею всей стопой

Он наступает на Бодана
И вытирает об него
Свои ножищи долго, рьяно,
Вон ухмыляючись с сего…

И стопы чистые до блеска!
Бодан затоптан, грязен вдрызг,
Чем опозорен напрочь резко,
Но не предъявишь в том же иск?

Бодана хрустнули все рёбра,
От боли тяжко так дышать…
Враг был с плебеями, как кобра,
Сурова этим вечно тать.

Вот потому и не заметил,
Бодан лежал что на пути,
Иметь не могут гнусы эти
Привычки, чтобы обойти,

А потому прут напрямую,
Всех, кто лежит, вовсю топча,
Натуру брезгуя иную,
Ведь норов мерзкий палача..

«Друзья» своё чтоб знали место,
Не мельтешили перед ним…
Он указующего жеста,
Быть господином ввек палим.

Бодан скулит себе от боли…
Его презренный напрочь вид,
К борьбе с того не видно воли,
Оплёван дух его, убит…

А враг пошёл своей дорогой,
Бодан остался всё лежать
В душе с великою тревогой…
Коварства лыбилась лишь тать!

Урок презренным. Зарубите
То на своём вовек носу:
Врагу коль служите с всей прыти,
Не впасть в любви его красу.

Вот и Бодан был ноль любимым,
Затоптан вон врага стопой,
Да с гонорком неугасимым,
С отрадой властною взапой.

Бодан во всём же стал отбросом,
Презренный будто бы плевок,
Ведь Честью был он не обтёсан
И быть порядочным не смог.

Завет родительский забыт им.
Бесчестье вспыхнуло огнём!
Вот насмерть был судьбой забитым,
Молва плохая вкруг о нём…

Он ласки понял вмиг значенье
Ещё с ребячьих малых лет:
Ведь за неё вознагражденье —
Душе желаннейший привет!

А потому ласкался рьяно
Ко всем, кто сладкое дать мог…
Вот убеждение и рано
К нему примчалось с всех‐то ног,

Что это выгодное дельце,
На этом можно всласть пожить,
Иметь упитанное тельце,
Скакать от радости в всю прыть!

А потому приём сей с блеском
Он применял уже тогда,
Когда с ребятками был в детском
Саду он в малые года,

Ведь всем известно, что телёнок,
Коль ласков, маток двух сосёт…
Усвоил это он с пелёнок,
Сознанье крепло каждый год.

И также крепло в средней школе,
Потом попало в институт,
Где изощрённым было боле,
Вот потому и «уд.» дают

Его зачётной хилой книжке
За лебезение и лесть…
Тут был он в хитреньком умишке:
Кто лесть несёт, тому и Честь.

А потому и был с дипломом,
Хотя иных и был отсев.
И вот работа! Но не с ломом.
В подхалимаже преуспев,

Руководящую он должность
Пронырно этим приобрёл.
Подхалимаж его, всё множась,
Давал зарплату, вкусный стол,

Навеселе жизнь, лучезарна!
Достатка миленький фасон,
Поклон начальству благодарно
Нижайше делал всё‐то он…

Всё заводил мотор – знакомства,
От них чтоб выгоду иметь.
То получалось очень просто,
Лесть всем приятна сроду ведь.

И так пред всеми преклонялся,
Фигура стала что крива,
И вид не стройного уж аса,
Внизу уж где‐то голова,

Глядеть чтоб снизу на всех нужных,
Безмерно лесть свою неся,
Вон не жалея сил натужных,
Ведь в том была натура вся.

И вот уж он не разгибался,
Был подхалимный анкилоз,
Ведь к выпрямленью нет уж брасса,
Пред властью низких был лишь поз.

Так и застыл, как деревяшка,
Вон превратившися в дугу,
Но ей с того совсем не тяжко,
Собой являло ведь слугу,

Была для упряжи любезна,
Меж хомутом, оглоблей быв.
Вот снисхождения к ней бездна,
Хоть вид её отвратно крив.

Но лесть свою всё баловала
Отменным звоном бубенцов!
И, ясно, скромности, ох, мало,
То кредо льстивейших спецов.

И если вас везёт скотинка,
Над нею где дуга видна,
Подхалимажа это спинка,
Её профессия одна —

Чтоб пред оглоблями кривиться,
В восторге быв от хомута,
Ведь лесть, для поля как пшеница,
Её всю жизнь в том маета…

Она, как видите, живуча,
Искоренение молчит,
Вот выгод ей всегда и куча,
С того ядрёный вечно вид.

А вот юнец мил‐Лопушок!
Он в жизнь направил свой шажок…
А вкруг такое буйство дел!
Что он всем сразу захотел

Со всей душою овладеть,
Квалифицированным впредь
Быть, чтоб работать от души,
Слыть знаменитым, не в глуши.

Развесил уши‐лопухи,
Внимать чтоб были не глухи,
И ищет выгоднее где
В разнообразнейшей среде

Дел уйму по сердцу найти,
Чтоб с ними счастливо идти,
Себя в них асом показать,
Была чтоб Славы благодать!

Чтоб он в её сиянье был,
Не угасал любви бы пыл,
А лишь усиливался жар,
Не испарился чтоб, как пар…