Любовь Сушко - Демиург и Ирина. Мистический круг

К нему навстречу, не найдя цветов.

Метельный мир, холодный и суровый,

Нас не столкнул, избавив от оков

Метель лишь уводила, стерты лица,

И никого, и впереди туман.

А мне хотелось так опять влюбиться,

НО все тоска – заснеженный обман.

А может быть с другой он шел, не видя,

Что это я лечу к нему в метель,

Жить не любя, а только ненавидя —

Тяжелый груз, среди былых потерь.

Мелькают вдалеке пустые зданья.

Тверская, заблудившийся трамвай,

Я шла к нему на новое свидание,

И вдруг остановил меня звонарь.

Какой-то черный кот тонул в сугробе,

Старуха шла туда, кота броня.

Иду к тебе, ты отыскать попробуй,

Не потерять, забыться и обнять.

А мимо промелькнули чьи-то тени,

Как в нашем мире много мертвецов.

Я знаю, это было воскресенье,

Обрывки фраз, улыбок, чьих-то снов

Я видела, и я легко внимала,

Тому, что нас навеки разлучит.

И только это музыка звучала,

По ком там снова колокол звенит?

Она цвела упорно до мороза,

Страх потеряв, чего еще бояться?

Прекрасная, изысканная роза

Морозу продолжала улыбаться.

Когда Кащей пронесся над полями,

От древней дикой лютости зверея,

Над белыми, холодными снегами

Вдруг роза заалела, для Кащея.

Сначала он виденью не поверил,

Умерил пыл, спустился к ней поближе,

И боль, и ярость вдруг в душе Кащея

Обнажены: – Люблю и ненавижу…

Коснулись пальцы скрюченные розы,

Глаза его бесцветные слезились,

И тихо побелела от мороза,

И лепестки от холода скрутились.

– Вот так весь мир, – хрипел Кащей устало, —

Меня завидев, умирал внезапно.

Но роза и жила и трепетала

В каком – то сне и пламенном азарте.

Чудовище становится добрее,

И схлынули ужасные морозы,

Когда в тумане, где поля белеют,

Вдруг поступает пламенная роза.

Зачем она опять пылать готова?

Чтоб усмирить жестокого Кащея?

Но он дохнет, и заморозит снова.

И все-таки она в снегах алеет.

И мечется вдали в бескрайнем поле

Старик усталый, ветер обгоняя.

Что стало с ним? Тоска, найти он хочет,

Цветок прекрасный, пусть тот засияет.

Прекрасная, изысканная роза,

Кащею продолжала улыбаться,

Она цвела спокойно и в морозы,

Она умела с холодом сражаться…

Усталые звезды искрились, и море хрипело,

Не в хоре церковном, но все-таки девушка пела,

И облачных тройка коней уносилась к закату,

Ласкали нас волны и вдаль убегали куда-то.

Двенадцать героев на берег морской выходили,

Хранили тот остров, и сказки и песни любили

Послушать во мгле, не утихнуть уже звездопаду,

И чуду творенья мы были с тобою так рады.

Останутся снова поэмы и песни, и страсти,

Поэты в забвенье, и Слово в неведомой власти.

Останутся в мире лишь первые звуки творенья,

Усталые звезды коснулось внезапно забвенья.

И все, что до нас сотворили – оно ускользало,

А волны хрипели, и мудрость смывали безжалостно,

И новые свитки напрасно спасти мы пытались,

И там, в тишине обнаженные снова остались.

Вот так и живем, и теряем какие-то книги,

Лишь моря простор остается и страсти вериги,

А все остальное придумаем завтра мы сами,

И новые звезды опять засияют над нами.

И Фауст усталый, он бесу сегодня не верит,

Он мир этот чудный аршином отчаянно мерит,

Там море и небо над нами -бушует стихия,

И смотрим мы немо на шири и дали иные.

Там облачных тройка коней уносилась к закату,

Ласкали нас волны и вдаль убегали куда-то.

Усталые звезды искрились, и море хрипело,

Не в хоре церковном, но все-таки девушка пела

.Памяти Николая Гумилева

Как Летучий Голландец душа уносилась во тьму.

И шутили матросы о чем-то, и долго смеялись.

Был суров капитан, и приблизился Дьявол к нему.

И забытые сны в этой бездне суровой остались.

Море дико ревет и бросает нас снова в туман,

И далекие скалы я вижу яснее и ближе.

– Мы погибнуть должны? Улыбается мне капитан:

– Невозможно погибнуть. И взор его снова я вижу.

Но о чем он опять? Мне узнать это странно теперь,

Только дикие волны куда-то уносятся с хрипом,

Альбатрос покачнется, какой-то невиданный зверь

Посейдоном подарен нам, снова я слышу и вижу

Как шальная гроза все тревожит усталую ночь.

И в тумане они проступают, и ждут в суматохе,

А Летучий Голландец уносится яростно прочь.

Океан проглотил этот миф и немой и жестокий.

Только снова в тумане все ищут обратно пути,

Капитаны, которым назад никогда не вернуться.

И душа моя снова в те бури и стоны летит.

И приблизился Один, Аттила из тьмы улыбнулся.

Снова Дикой охотой закончился яростный сон,

Волны-черные псы в темноте небывалой ревели.

Гулко падали в бездну герои минувших времен,

Звезды сыпались вниз, и от страха матросы хмелели.

И тогда появляется призрак того корабля,

Это черное зарево снова над миром нависло.

– Что хотела капитан? – Ему ночью приснилась земля

И прекрасная женщина, и не лишенная смысла

Жизнь вернулась, и где-то в пучине хрипящей волны

Видит снова русалку, и мчится за ней, озверело.

Дотянулся до нас, содрогнуться пред ним мы должны,

И шутили матросы, на берег взирая несмело.

Что случилось потом? Бушевал в вышине ураган,

Словно спички, ломались от ветра во мраке деревья.

Это вышел на берег в таверну пошел капитан,

Чтобы в женщине юной найти и любовь и доверье.

Он хотел возвратиться, да мог ли вернуться назад?

Кто нам это расскажет, там снова и буря и стужа,

Было все хорошо, но откуда и гром вдруг, и град,

Этот гул и сияние молний дарили нам ужас.

А потом в тишине, эта дева прильнула к нему,

И они растворились, и словно бы их не бывало,

Только молния там освещает небесную тьму,

Туча пала бессильно и снова звезда засияла.

И стояли усталые люди на том берегу,

Не мигая смотрели в безбрежную даль океана,

И какие-то блики сияя, в ту даль убегут.

Беспокойные птицы уводят во тьму капитана.

– А что стало с девчонкой, прекрасна и так молода, —

Вопрошали друг друга, и не было слышно ответа,

И у ног в полумраке плескалась послушно вода,

Буря стихла давно, а они говорили про это.

Кто-то снова твердил, что Голландец приносит беду,

Кто-то хмурился снова, иные искал он причины,