Александр Рудт - Едва касаясь. Книга стихов

Молчу. Тушуюсь. Кругом голова.
Моё ли, не моё поют со сцены?
Обогатились музыкой слова —
чужая жизнь, чужая кровь по венам?
Всё знаю наперёд. И смех, и грех.
Неведомое что-то. Тайна? Свыше?
Как музыкант сокрытое для всех —
так, мимоходом, между тем – расслышал?
Никто и не заметил / кашель, гул / —
для слушателей всё привычно слишком, —
как он рукой, приветствуя, взмахнул,
как я сглотнул комок – седой мальчишка.
Но песня повторяется на «бис» —
и длится это наважденье, мука.
Узнать и не узнать себя – сюрприз.
Малюсенькая лепта в чудо звука.
20 января 2020

А на помосте – свежий снег.
Из лени
не подмели.
/ И здесь иду, ворча /
Похрустывают под ногой ступени.
Всхожу.
Но не по следу палача.
Спасибо, что не в снежной шапке плаха.
За ней палач с широким топором.
В снегу по локоть у него рубаха —
должно быть, чистил плаху рукавом.
И у сорочки распахнувши ворот,
коленями встаю на снег цветной.
На солнце глянув и вдохнувши холод,
ложусь на плаху левою щекой.
И колет кожу дуба спил неровный.
Невольно у лица сдуваю сор,
а правым глазом вижу крест церковный
и высоко взлетающий топор.
И – выдох.
Просыпаюсь —
дико, странно:
в деталях прежних снова этот сон! —
старинных хроник начитался на ночь?
а может, кто из предков был казнён?
Кто выдернул из сна? Зачем? А надо?
Подсказка кармы? мишуры игра?
Смешались любопытство, стыд, досада.

А эта жизнь – не после топора?
5 января 84, 21 января 2020

Раньше и трава была зеленее,
и девки краше, и сахар слаще…
стойкое убеждение пожилых

Не зеленей, не краше и не слаще.
Банальный возрастной самогипноз.
И что от правды – грубой, настоящей?
Впрямь радуги – все из семи полос?
Меняемся. Тоскуем. Глупо? Мудро?
Не можем без вранья и без прикрас.
А за окном – ликующее утро
не помнит эр, не замечает нас.
Отец ворчал. И я – вчера заметил.
Стою – седой, растерянный, земной.
И вправду – потускнело всё на свете? —
да просто через слёзы мир иной.
24 января 2020

В кафе – никого. Где вы, люди?
Зевает в ладонь продавец.
А что-нибудь яркое будет,
когда утомился Творец?
А что за январской истомой?
а что за январской тоской?
И истины нету искомой,
и пАруса в сини морской.
Мерцающий дождь на Голгофе,
на Ганиной Яме – туман,
открытья над чашечкой кофе,
вместившийся в строчку роман.
А праздники все – надоели,
к чертям неразменный пятак,
шатания – «после», «без цели»,
Адам не умнеет никак.
А зимнее эхо такое!
Молчать. Понимать. Холодеть.
Январское счастье простое —
в письме не послать и не спеть.
27 января 2020

В. Киселёву
Вжик, вжик, вжик – это дворник Платонов
с тропки листья сгоняет метлой.
Без трагедий – без всхлипов и стонов —
кочегаром работает Цой.
Не чурается гений работы —
не престижной и тяжкой порой, —
лишь бы в музыку строились ноты,
лишь бы сердце дышало строкой.
Всё потом – тиражи, стадионы,
удушение славой, тоска.
А пока – вне стандартов, законов,
и хмелит, и мерцает строка.
Безделушки минуешь, зевая.
Но – надолго, а то – на века
настоящая, злая, живая
правда-музыка, правда- строка.
Свет и праздник, и дёготь – берёза.
Тайна? Счастье – печалька? Беда?
Но щербинка, песчинка, заноза
чуду, дару – предтеча всегда.
Не поддаться обидам и гневу.
не хулить ни вершину, ни дол.
Божья помощь дичку – самосеву.
жесткой истины точный укол.
2 февраля 2020

Избавь меня, Господь, от Паркинсона —
и я заброшу навсегда стихи —
жить рифмой, словом мучиться бессонно —
какие у меня ещё грехи?!
Одно твоё движение пустое —
а для меня – иные жизнь и суть.
Даруй существование простое —
смотреть, дышать, бездумно – как-нибудь.
И – в травы предпокосные – с разбега.
приняв изгоя смертную печать.
Какая это солнечная нега!
Какое это счастье – замолчать!
Вздохните, перетянутые нити.
И пусть со мной пребудут до конца
пичуга неподвижная в зените
и гибкая былинка у лица.
2 февраля 2020

Вправду, сон анабиоза
тех, чей дом в ручье – глубок? —
в праздник хрусткого мороза,
в час ликующих сорок?
Белый, белый цвет без краю…
Цыц, душа, не суесловь:
под сугробом этим – знаю —
был ручей и будет вновь.
Не почило счастье в бозе.
Так… – тайм-аут, перерыв —
чудеса в анабиозе,
копит- копит силу взрыв.
Сердце влюбится, забьётся —
пусть обманется опять —
в унисон с ручьём споётся —
век опять решив принять.
Подступает суть незримо.
Сглазить таинство боюсь.
Так легко – необъяснимо,
ясно так, что – задохнусь.
10 февраля 2020

Не надо всклень, но – не скупясь – налей.
На чёрный хлеб – шмат сала с влажным краем.

Он видит-слышит нас ? Кому теплей,
что мы, как должно, друга поминаем?

Там – минус сорок за стеной, а здесь —
пошла сорокоградусная в дело.
Не подпускает глупость, лживость, спесь
таёжная избушка в мире белом.
Рождённые для поисков и проб,
нещедрые на «охи» и на «ахи» —
сгущенку, сайру вынесем в сугроб
для ронжи, белки или росомахи.
Всё плюс на минус, праздник и беда.
Трещат дрова в печи. В окне темнеет.
Пришла на лыжах Муза – как всегда,
но постучаться в дверь избы не смеет.
Простит давно оставивший нас друг.
Он знает всё. А мы вот – не мудреем.
В тайге зимою – тайна – каждый звук.
Ворчим. Но, слава Богу – не звереем.
Тень на полу оконного креста.
Вечерний чай. Астрал, улёты – мимо.
Ты глянь: а стопка Васина – пуста.
Немыслимо. Под дЫх. Необъяснимо.
12 февраля 2020

Зима не развернулась толком.
Метели, стужа, – э-ге-гей!
Капель, февральские осколки.
А я не видел снегирей!
А я не слышал треска в чаще
внезапно лопнувших стволов.
Зимы не видел настоящей —
и к зною лета не готов.
С банальной логикой в раздоре-
кричу, молю на все лады:
чуток врачующего горя!
немного праздничной беды!
Сорока криком поперхнулась.
Дворы – пусты, слова – пусты.
Вот и зима не оглянулась —
как детство, как судьба, как ты.
13 февраля 2020

То ли кто-то мусорки поджёг,
то ли где-то баню затопили.
Год назад я всё осилить мог,
запахи сегодня подкосили.
А до леса – сил нет – не дойду.
И костра с чайком уже не будет.
Я не про тоску, не про беду —
я про то, что мимо – песни, люди.
Снега хруст, подавленный ли крик? —
город, слава Богу, не тревожит
на балконе мерзнущий старик,
детство ощутивший всею кожей.
14 февраля 2020