Поэт Берестовой - Панда

Над Темной речкой
пускал колечки,
пускал колечки
А. С. – поэт.

А где-то дома
жена Наташа
пекла поэту
свиных котлет.

Пекла котлеты
жена поэта.
Нашинковала
салат рука.

Над Черной речкой
плывут колечки,
плывут колечки
и облака.

Поймал ведром в колодце Луну,
пытаюсь испить до дна.
Вспомнил, что надо вернуться домой,
ночь без Луны темна.

Расплескал Луну по траве.
Вспыхнула и погасла.
Вновь на небе светит Она,
далека и прекрасна.

Я не буду скучать по Планете,
по её чудесам и загадкам.
Но я уже
скучаю по всем
оставленным мне отпечаткам.

Уже не хватает объятий
и теплоты рук.
Каждого взгляда,
который усилил
в сердце невольно стук.

Вези меня, телега,
Скрипите, обода.
Я не вернусь, как прежде,
с надеждами сюда.
Не буду обниматься
с берёзами у пашни.
Не будут разгораться
с соседкой Нюрой шашни.
Ни песни и ни брага
меня не возвратят,
вези меня, телега,
туда, где всё простят.
Туда, где молодые
родители и деды,
где неуместны споры
и есть на всё ответы.

Ровняя граждан пестроту,
сцепляя реки и бульвары,
снежинки улицы метут
и завораживают пары.

Повсюду празднично светло,
искрится снежность на морозе.
Несу домой коньяк и бри
к твоим «под шубой» и «мимозе».

Снежинность тает на носу
и налипает на ботинки.
Природа украшает вновь
нам новогодние картинки.

Пусть миллионные стихи
поэт напишет о погоде.
Где вроде так же, как всегда,
и что-то новенькое вроде.

Звёзды сыплются в ладоши,
налипают на лицо.
ЗапорОшило дорожки,
заметелило крыльцо.

Я по космосу шагаю,
лунный грунт в ногах скрипит.
Фонари в ответ мигают,
нос сопливится, сопит.

Опустевшие маршруты
расчищает караван.
Красным глазом озирает
это всё подъёмный кран.

Экипажи спать ложатся,
гаснет в шаттлах редкий свет.
Где-то там моя ракета
с мятым люком от комет.

Как просто жить в дистанции,
не ссорясь, не мирясь.
И уходить спокойно,
разлуки не боясь.

Не делая чего-то, и да,
не выпивая.
Как просто расставаться,
живя, не проживая.

И больно бесконечно
терять, с кем спорил, «дрался».
Ты словно с отражением
навеки распрощался.

Как просто соглашаться,
идти, куда ведут.
Но там своих не встретить.
Они нас там не ждут.

Я обнял берёзу в весеннем лесу
и сок из неё жадно сосу.
Медведи пугаются, мимо проходят.
Медленно сок из берёзы выходит.

Сатурн, как признак космоса,
сияет где-то там.
А я себе и другу
начислил по сто грамм.

Стоим, на небо пялимся,
аж бошки запрокинув.
Звезда, за ней ещё одна
погасли, нас покинув.

Планета тихо кружится,
Земля как расстояния.
Стоим, как два подсолнуха,
тая свои дыхания.

Когда земля рожала,
смыкая стыки плит,
скалистых гор отметки
оставил тектонит.

Раскроено хребтами
лоскутное шитьё.
Вершин соски – иголки —
нас вводят в забытьё.

Быть потому стремимся
мы покорить их пик.
На этих пиках виден
Роженицы весь лик.

Испещрены просторы,
следы зарубцевались.
Мир зарождался в муках,
Атланты не смеялись.

Сменились формы жизни,
вода туда-сюда.
На этом астероиде
Мы все для всех еда.

Летит в пространстве тело
на колее орбиты.
Нас удивят движением
спросонья тектониты.

Чего Рублёв бы написал,
когда б Непала был вассал.
Не Троицу и не Христа,
не на доске и не с листа.
Возможно, расписал бы танку,
перевернув свою изнанку.
И был бы не Андрей, а Дхарма,
и в колесе б крутилась карма.
На Сагарматху бы взирал,
но сам Андрей не выбирал.

Не пригласишь меня на анашу,
ведь ты, как многие,
уехал в Чую.
К тебе, чуть позже, в гости
заскочу я.
И, наконец, пластинку подпишу.
«Сплин» обманул,
ведь Выход был всегда.
Последний выход
также состоялся.
И пусть с тобой ни разу
не обнялся.
Мы с пионерами
ещё придём сюда.
И у реки, у речки, в День Осы,
с Дон Педро Гомецом,
с тобой, помянем Чую.
Как ни стараюсь,
кончить не хочу я.
Пусть и торопят
к выходу часы.
Ты пригласи меня на анашу…

Хотел прикупить
на год календарь.
Нет, не найти в ларьке.
Путин просил
Не загадывать вдаль —
передали на «Маяке».

Никогда я не забуду,
как однажды
встретил Будду.

Он сидел среди дороги,
как всегда, скрестивши ноги.
Улыбается, молчит.
Тишина вокруг звучит.

Я спросил:
– Ты здесь откуда?
Промолчал в ответ мне
Будда.

Я спешу, кричу: – Пока!
Он поднялся в облака.
Смотрит на меня оттуда
с озорной улыбкой Будда.

Это, братцы, ли не чудо,
шёл дорогой, не гадал,
повстречался в жизни Будда,
уж чего не ожидал.

Брёл, гулял иль шёл откуда.
Вдруг спокойно и легко.
С Буддой мир как будто ближе,
даже если далеко.

Будда, он и в друге, в маме,
и порой мы Будда сами.
С Буддой то же, что с улыбкой,
дождь не страшен и цунами.