Поэт Берестовой - Панда

Вот же, право, удивился,
не молился, к дому шёл,
Будда на пути случился.
Я как будто бы нашёл.

У меня есть друг бамбук,
издаёт приятный звук.
Колосится вдоль забора
красно-синего колера.
Хошь, те палка, хошь, дуда,
пандам самая еда.
Дом с бамбуком – просто клад.
Я дружить с бамбуком рад!

Сани Дед Мороза делают вираж.
Пёс, увидя, лает, чувствует кураж.
Ночь, луна, фонарик, чистый небосвод,
я в сенях из бочки наливал компот.

Скрип саней, удары, крики, пёсий лай.
Еле-еле слышу старика: – Встречай!
На крыльцо в тулупе выхожу, смотрю.
Старый пень горбатый мне привёз свинью.

Ни мешок наличных и ни НДС,
С чудо-свиноматкой дед наперевес.
Ну и ну, подарок: – Дед, благодарю!
Иногда не вредно получить свинью.

Вот опоросится, выводок снесёт.
Их парное мясо прибыль принесёт.
Так от веку к веку, испокон времён
производят люди на Руси хамон.

Хорошо быть Алоэ,
не грустить, не бояться.
Задыхаясь от смеха,
на полу не валяться.
На окне, безучастно,
созерцать мироздание.
Приглашая на веточки
мух на свидания.

Хорошо быть Алоэ
в горшочке с землёй.
Для лентяев являя
цветочек собой.

Привлекая целебностью
бабушек руки.
Настоящим Алоэ
нет дела до скуки!

Из дома ушли улитки и кошки,
моль улетела, бросив рубашку.
Даже ТВ-сигнал испарился,
оставив чёрный экран нараспашку.

Звуки скребутся по стёклам в миноре,
вода протестует, не хочет кипеть.
Умолкли соседские дрели, рояли,
когда я решил под гитару спеть.

От нас останутся скамейки,
деревья и постройки,
В сетях нетлеющие фото
и на свитчах настройки.

И для кого-то это будет
лишь поворот страницы,
а наша эра не важнее,
чем пение синицы.

До нас и сотни раз потом
Мир будто бы музей.
А ведь когда-то же дышали
Луксор и Колизей.
На Ангкор-Вате с мастерком
работал паренёк.
Ангкор стоит, а от него
ни следа, ни дорог.

Гипотетичен прошлый мир,
музеен и распят.
Лишь солнце светит, как тогда,
и комары летят.

Звезда упала или комета,
осветила небо хвостом.
Покрывало звёздного цвета
прятало тайну под каждым кустом.

Притаившись, скрываю дыхание,
боясь упустить хоть на миг разговор.
Горы с лесом о мироздании
завели увлекательный спор.

Вторя им, планета вращается
по орбите солнечной трассы.
То динозавры сорваться мешают,
то человекоподобные массы.

Закрутилась в трудах сизифовых,
был тунгусский, но промахнулся.
Как же хочется периодически,
чтобы каждый кратер проснулся.

Притаившись, скрывая дыхание,
обнимаю планету-матушку.
Слово доброе и внимание
необходимы даже камушку.

Желтеют листья, лисы, зубы,
перевернули календарь.
Темнеет до конца работы,
подорожал в сельпо миндаль.

В бокале с белого на красный
вина оттенки изменились.
Коты у батареи грелись,
а мы засунуть не торопились.

Мы крабы на дне океана
верхнеюрских времён.
Из кожи вон вылезая,
бьёмся за вечность имён.

Дно пробивая клешнями,
машем на право и лево.
Статусы обретая,
шут, кардинал, королева.

От чего-то решили,
что оставляем след.
По сути, холодные блюда
червякам на обед.

Мы крабы, наш панцирь – квартиры,
время сотрёт бесследно.
Планета чихнёт и забудет,
ведь помнить о хворях вредно.

Чиж пел про двери в лето,
не обманул Серёжа.
Лежу на пляже в Ялте,
сияет счастьем рожа.
Волна о камни бьётся,
песочек греет таз.
Как в пионерском детстве,
поел – и тихий час.

В доме появились тараканы,
видимо, им тесно в голове.
Я помыл тарелки и стаканы
и полил гербарий на окне.

Вновь вернулся в мир
из автономки.
Волны не волнуют, не зовут.
Выкинул из дома телевизор,
всё-таки в беззвучии уют.

Не прощаюсь с пенным
зазеркальем.
Не сужу о канувших на дне.
Многие бывали в автономке,
в этой жизни, городе, стране.

Купила баба Prada,
идёт домой и рада.
За ней идёт мужик,
себя, Armani, пшик.

Идёт на стиле пара,
Григорий и Тамара.
Главбух и Завнач базы,
облепленные в стразы.

За ними сын в Molo,
до центнера кило.
Шагает с ними, в ногу,
штампуя след в дорогу.
Торопятся домой,
смотреть Хабиба бой.
Чуть позже Соловьёва,
чтоб знать, как Там хуёво.

А в доме Gucci, Prada
и по ТВ эстрада.
Тепло, уютно, сыто,
и чистое корыто.

Дети в город вернулись,
на дворе снова осень.
И темнеет уж рано,
в каких-то там восемь.

Загорелые лица
надели пальто.
И стоят обречённо
колонны авто.

Солнце всё ещё греет,
и чай на террасе.
Пик, пик, пик, я акцизы
пробиваю на кассе.

В лесопарке скамейка,
шишки и белки.
Откупорил акциз,
и замерли стрелки.

Колючая солёная тельняшка
отправилась над палубой висеть.
До дома оставалось пару милей,
а большего не хочется хотеть.

За килем уплывали дни и ночи,
прошедшие от берега в дали.
Там были и ревущие широты,
и рифы, и метели отмели.

Сменялись океаны и погоды,
и ветер постоянство не любил.
Лишь экипаж константой оставался,
лишь это было кладезем для сил.

Ругались, обнимались, напрягались,
отчаялись, но всё же дальше шли.
И каждый, если спросите, ответит,
что снова повторил бы эти дни.

До дома оставалось пару милей,
родной маяк, приветствуя, мигает.
Моряк домой внезапно возвратится.
И снова за волнами убегает.