Любовь Сушко - Мистический лабиринт. Лирика и мистика

Там снова Маргарите оставаться
И верить в то, что рукопись спасет,
А Абадонна будет издеваться,
И душу обнимает жар и лед.

Она не может в тот костер стремиться,
И вместе с князем в скорбный день сгореть.
Пусть, усмехнувшись, Воланд удалится,
А кот ее останется стеречь.

Совсем как ворон, эту ночь отметив
Своим неумолимым: «Никогда».
И снова Маргариту в лунном свете
Спешит к нему, легка и молода.

Бокал разбит, и яд траву сжигает,
Как просто все забыть и с ним парить,
Совсем иное нынче выбирает,
Храни их, Воланд, наших Маргарит,

А тот, другой, и сам тогда распятый,
Не может, только ты у нас один.
Разлито масло, Анна виновата,
Молчит Иуда, мир непобедим.

Напишется роман, обман отпрянет,
И будет где-то в тишине ночной
Тот старый ворон, что тебя помянет,
Лететь в простор, заполненный весной.

Он будет на шкафу сидеть сердито,
И ждать пока за ним придет опять
Тот господин, и только Маргарита,
Старается его не замечать
А Абадонна будет издеваться,
И душу обнимает жар и лед.
Там снова Маргарите оставаться
И верить в то, что рукопись спасет,

В том заброшенном доме остались мечты и посланья,
И внезапные сны, мы о них вспоминали потом.
Твердила все время тебе о печальном романе,
Не увидевшем света, укравшем и сон, и покой.
Ты о близости нашей мечтал, но усталую душу
Он украл и оставил коварный, небесной дали,
Только сонная кошка мой бред в этом домике слушала,
И беспечное море шептало о вечной любви.
И смертельной тоской заполняла листы в эту осень,
Тех безумных стихов не читать даже мне в тишине.
Затолкнем их в бутылку и в Черное море забросим,
Только серая кошка тревожно мурлычет во сне.
Громко топает ежик, какая ночная прохлада,
Спит усталый мужчина, и верит, что я у него
Есть еще, но роман завершить не могу, и досада
Остается от мира и домика там моего.
Нам дарован покой, только рвутся истлевшие сети,
И в прибое далеком та страстная песня слышна,
В том заброшенном доме, где мы поселились навеки.
И упала на веки слезинка – пушинка одна.
То ли плакала снова, смеялась наивно над нами,
Только ежик и кошка могли нас еще удержать,
Море дико рокочет, и снова о дивном романе
Я в заброшенном доме посмела, мой ангел, мечтать.
Кстати, ангел пришел, и уселся во мгле у порога,
С Домовым говорил о Мессире и черном коте.
– Мир меняется мало, а жаль мне, старик, их немного.
– Ты напрасно жалеешь, печалься-ка ты о себе.
В этой странной беседе и рокоте яростном моря,
Были снова тревоги, и даже не снился покой,
Белой чайкой душа все парила беспечно в просторе,
Маргарита уходит, уводит кота за собой.
Там останется Мастер и море в печали, и ежик,
Тихий берег в тумане, печали и радости бред.
Ангел тихо поет, Домовой их уже не тревожит,
И знакомые тени встречают в бессилие рассвет….

К творцу придет однажды Маргарита,
преодолев земное притяжение.
И там, у моря, радостно-сердито
он ей подарит новое творение.

И будет говорить о расстояние,
как расставание – счастье невозможно.
И тихо улыбнется на прощанье,
кота она погладит осторожно.

– Возьми с собой, – Фагот ее попросит.
– Кота или поэта? – улыбнется.
И взгляд на пену яростную бросит.
И в звездопад до времени вернется.

Кот и мужчина страшно одиноки.
А звезды где-то рядом рухнут снова,
Что остается? Лишь песок и строки,
и берег моря. Власть мечты и СЛОВА

И там, у моря, радостно-сердито
он ей подарит новое творение.
К творцу придет однажды Маргарита,
преодолев земное притяжение.

Преодолев пространства миражи,
И времени усталую стихию,
Моя душа так яростно дрожит
Над пеной моря, чайки закружили.

Слова там обретали снова суть,
А чувства – форму – в этом есть отрада,
И только ты о плене позабудь.
Я прикоснусь и растворюсь, и радуга

Над этой бесконечностью висит,
Все чувства освещая и тревожа.
Я посмотрю, как там мужчина спит,
Его я поцелую осторожно.

Он улыбнется, что-то пробурчит
И не проснется, это так отрадно,
И пусть душа в ту высоту летит,
Где холодно, легко и звездопадно.

Одну звезду оставлю на столе.
И рукопись романа освещая,
Она тебе напомнит обо мне.
Кот щурился. – Смотри, звезда какая,

Откуда? – на рассвете он твердил.
А кот молчал – он онемел от чуда,
И вот тогда мужчина загрустил,
И женщину опять искал повсюду,

Забыл о деле, не звонил друзьям,
Перо Жар птицы – все, что там осталось.
И только море ласково тебя
Волной обнимет, птица заметалась,

И кот следил за чайкой, позабыв
Хозяина, и той звезды сиянье.
Мужчина к ночи, выбившись из сил,
Там, на песке писал свои признанья…

И звезды им сияли с высоты,
И души там, и ангелы кружили,
Бестрепетно, обрывками мечты
Тонули в пене радостно и лживо.

Моя душа так яростно дрожит
Над пеной моря, чайки закружили.
Преодолев пространства миражи,
И времени усталую стихию

Ассоль осталась в городе теней,
В стеклянной сказке, где мечты разбиты.
И Мастер не прорвется больше к ней,
Он даже не отыщет Маргариты.
И осень так прозрачно- холодна,
Что дивных слов нам больше не коснуться,
И только Гелла многим здесь жена,
И с Азазелло нам не разминуться….

Пусть алые приснятся паруса,
Пусть изучают таинство романа,
Но нам на час, на миг, на полчаса
Коснуться бы стихии и обмана.
Расправить крылья и лететь во тьму
Не к Мастеру, а к Грею, это важно.
Ассоль, как дар судьбы еще приму,
И попытаюсь снова стать отважной….

Но черный кот на помощь мне спешит,
А Рыжий где – то в листопаде бродит.
И кажется, что больше нет души,
И что меня мой Грей здесь не находит.
Усталый Мастер мечется в плену,
Он болен и истерзан, о, эпоха.
Но не приму, не знаю, не пойму,
Того, кому и в листопаде плохо.

Ассоль не ведьма, ей дано любить
Отважного чужого капитана.
И осени не вечно здесь царить,
Хотя Коровьев с нами неустанно.
Афраний снова где-то промелькнет,
И усмехнётся, словно предрекая,
Что осень золотистая пройдет,
И вот тогда зима, нас покоряя,