Вера Нейская - С философией о жизни

53

И Жоломана искупали,

И накормили, дали жить,

Приставили к стадам верблюдов,

Позволили за ним ходить…

Что было до, и будет после,

Кто он, откуда и когда

Пришел он в САРОЗЕКИ эти –

Забыл теперь он навсегда…

Найман он – может быть

Найманом.

Жуань-жуанец – может быть…

Враги, друзья, и просто –

Люди

Внушают страх ему -

И всё….

54

На голове шири – папаха,

Но боли нет, чего ж ещё?

Хозяин – бог ему и плаха,

Зачем, и что ему ещё?

Да, он теперь даже не раб.

Там море мук, желаний, планов…

Не знает он о них – и всё.

Он только просто биоробот,

Что так желают в нашем веке

Отчаянно создать…

Чтоб исполняли все приказы,

Чтоб муки совести не знали,

Души своей не понимали,

Не ведали её путей.

Законов жизни и друзей…

Не знали чтоб они и Бога,

И чтобы заповеди все

Не умещались в голове…

Удобно в мире жить такими,

Почти болванками

Пустыми?

Часть 2. Найман-Ана

1

Я блуждаю в древности веков,

Заблудилась в том пространстве,

Где рождался звон летящих стрел,

И храпел, устав в боях верблюд.

Где палило Солнце беспощадно,

Жизнь текла спокойно

И понятно.

Кочевали дикие стада,

С ними шли кочевники и я.

2

Сарозеки греются под солнцем,

Манят тысячные жирные стада…

На верблюдах мчалась та эпоха,

И с верблюдом истово жила.

Стан найманов полон тихой скорби.

Слёз полны озёра глаз,

После страшной и жестокой

Бойни -

Опустели юрты, онемели,

Сиротливо по степи стоят…,

Не дождались малыши отцов.

Жёны вдовами остались.

Матери седели на глазах…

Их сыны- джигиты и надежда,

Вскоре превратятся в прах….

3

Совершив обряд на смерть,

Усопших,

Проводили к предка, в дом теней –

Найманские суровые воины,

Оплакивали своих сыновей…

Было так тогда и было позже.

Под палящим Солнцем на Земле,

Бесконечные, кровавые войны

Забирали юность и детей…

4

В одинокой, холодной юрте

Найман – Ана теперь жила,

И оплакивала Доненбая –

Мужа верного и отца….

Жоломан, их сынок ненаглядный,

Их надежда,

И гордость сердец,

Не вернулся до ныне с той битвы

Ни живым, и ни мёртвым – юнец.

5

Сколько дней джигиты скакали,

В сарозеках сколько искали?

Всё напрасно, даже следа

Жоломан не оставил тогда…

И молчала гора и дорога,

И полынь, и ветра тревога,

И овраг, и камень на дне

Не хранил его кровь на себе…

Найман-Ана от скорби немела

И душа её каменела,

Взгляд бежал прочь из стана,

От юрт,

К горизонту, за пылью

Из туч….

Её дни близнецами схожи,

Темны ночи – в тоске и слезах…

Но не знает душа её – страх…

6

Найман-Ана нашла в себе силы,

Не согнулась, не надломилась.

Проводила и мужа, и сына

В тот неведомый, мертвый мир,

И платок одела чёрный,

Что чернее её ночей,

И бездонных, кричащих очей…

Страшно сердце её болело,

Но в надежде тлел огонёк –

Может, где-то там, в сарозеках,

Потерялся её сынок…

7

Найман –Ана оплакала мужа,

Обрядила и проводила.

Но никто не нашёл её сына,

И не знал –

Где его могила?

Может, где-то он ранен

Лежит,

И зовёт её, и кричит.

Может, пленным сидит где-то

В яме,

В язвах ноги, а сам в угаре…

8

И верблюдица молодая,

Мордой тычась ей в плечо,

Всё манила её куда-то,

Будто знала она, но что?

–Ах, Акмая – вдвоём остались

Мы с тобой на этой земле.

Жоломан не скачет утром

В белоснежном твоём горбе…

Не целует меня с дороги,

Не садится, не пьёт кумыс…

Не охотится в сарозеках,

Не выслеживает врагов.

9

Жизнь моя в этой юрте нашей -

Как засохший кустик у ног –

Ни к чему ему дождь и солнце,

Не напьётся он из ручья,

Не появится и листва.

Его корни давно погибли,

Как мой муж и мой сын

Тогда…

10

Вот пришли ныне в стан

Торговцы,

С караваном, издалека…

Говорят, на торговом пути,

Они видели сотни верблюдов,

Погоняемых кем-то в степи.

Видно, снова жуань-жуаны

В сарозеки наши пришли,

И стада их свободно пасутся,

И не ведают страха враги…

11

А ещё мне торговцы сказали,

Их встречали там пастухи…

Среди них был – молоденький парень,

Не их рода он, не жуанец .

На наймана он очень похож,

Но живёт среди них не рабом,

А послушным и преданным псом…

12

От него не услышишь и слова,

Не зацепишь и взглядом его.

Верно, памяти в нём не стало,

Он манкуртом живёт, вот и всё…

Да, манкурт – ужасная кукла,

Вечный раб свободных степей.

Никогда он не станет прежним,

Сколько слёз ты над ним не лей…

13

Если б только летать я умела

Через вражеский кордон,

На него бы я миг взглянула,

Чтобы в сердце угас огонёк,

Чтобы знала душа и верно –

Тот несчастный – не мой сынок.

Да и век его не одинок…

Чтоб надежда не возвращалась,

И не грела сердце моё.

Не будила меня ночами.

Не смотрела тоскливо глазами…

Чтоб душа моя не страдала,

Не летала в потёмках одна…

Словно птица,

Лишившись гнезда…

14

Ты, Акмая, верблюдица – ветер,

Ты легка и быстра на ходу,

Ну, а что если мы уедем,

Что найдём в сарозекском краю?

Ты росла с моим Жоломаном,

Знаешь запах его и стать,

И по голосу ты узнаешь,

Заберёшь, унесёшь, не устанешь…

15

И покинет злой рок нас тогда,

Будет юрта моя не пуста.

Не одна буду век коротать,

Будет сын у меня опять.

И покинут слёзы меня,

И воспрянет моя душа.

Перестанет сердце болеть,

Да и ты не узнаешь плеть…

16

Ах, Акмая, моя Акмая,

Неужели он нас не признает,

Не захочет вернуться домой?

Быть не может, чтоб он не вспомнил

Колыбельной песенки слов…

Что из детских, радостных снов…

Те слова я вложила в сердце,

Запечатала навсегда.

Я любовь ему подарила,

И кровинку свою растила,

И баюкала, и хранила…

Научила его говорить,

На ногах стоять и ходить…

Показала ему сарозеки,

Наше племя, отца и тебя.

Ах, Акмая, ты с ним росла…

17

Сердце матери загорелось

От надежды, сомнений в душе.

И недолгими были сборы

В перемётной её суме…

На рассвете дремали юрты,

Войны чутко вздремнули

В седле…

И никто из них не заметил

Как ушла Найман – Ан на заре.

Только звёзды об этом узнали,

Но погасли они – не сказали…

18

Бойко шла молодая Акмая

По дорогам – мимо бархан,

Под ногами прыгал камень,

И потрескивала земля.

Ветер дул, завывал и спорил,

Говорил: – возвращайся назад.

Не найдёшь ты след Жоломана.

А найдёшь –

Не признает и взгляд.

19

Сколько лун они колесили

По немым бескрайним степям,