Антон Муляров - Наедине с Минотавром

И в мифах сам себя вознес.

Своей уродливостью дикой

Ты породил немало строф,

От сфинкса, замершего тихо,

До геркулесовых столпов.

Перед тобою, как пред Богом,

Склоняли головы враги,

А сам с длинной своей убогой

Хоть раз бы крикнул: «помоги»!

Ты на своем клинке двуостром

Чрез годы войн оставил нам

И Клеопатры лик «неброский»,

И жадную любовь к пирам.

Носитель Римской славы вечной

И очевидец многих войн,

Хранитель жизни быстротечной,

Посланник смерти роковой.

Тоска, погода скучно-хмурая

Была в тот день, когда с тобою встретился

И настроение ужасное, понурое…

Но лишь тебя увидел – дождь рассеялся.

Я помню, пил вино за стойкой грязною,

И через темное стекло с косою трещиной

Я тело вдруг увидел столь прекрасное,

Сколь может быть таким оно у женщины.

Я весь преобразился, стал подтянутый,

И цель какая-то как будто появилась,

И нервы перестали быть натянуты,

И сердце чаще вдруг заколотилось.

Теперь я каждый день на той же улице

Сижу и пью, смотрю в стекло разбитое,

И понимаю, что люблю, как только любится

Тому, кто видел лишь друзей своих убитыми.

Наверно, все-таки немного сумасшедший я,

Но продавец, тот, что напротив, – жуткий скряга,

Тебя он мне не продал, снизошедшая,

Моя любимая – серебряная шпага!

Не знаю, что, Господь, тебе сказать.

Не знаю, что сказать тебе, о Боже!

Вокруг меня мир скачет – не догнать

И не понять, что гоже, что негоже.

«Зачем» и «почему» – не мне судить,

Я лишь в ответе за «что делать».

Не знаю, сколько мне еще кружить,

Не знаю, сколько дел еще приделать.

Весь мир – слепец, идет на встречу яме

И ни за что не хочет обернуться.

Идут, совокупляясь, все в канаве,

Вина пиют, целуются, дерутся.

Зачем о, Господи, ты создал нас такими —

Безликими, пустыми до безумства,

Идущими уверенно на гибель?

О, люди, не пора ли нам проснуться!

Тебе бы женщиною быть,

А ты – мужчина,

Тебе бы юбочки носить,

Да вот кручина —

Никак не можешь ты решить,

Что больше мило,

Смотреться в зеркало и шить,

Иль, как мужчина,

Душою страстно полюбить,

В чем здесь причина?

Причина в том, что ты умен,

Умен с излишком,

Своею женскою красой

Красив ты слишком.

В своей душе ты как поэт,

Или как философ

Глядишь на жизнь сквозь приму лет

И всюду видишь, точно бред,

Крючок вопроса.

Кружиться вальсом в вихре ветра

Опавшая листва златая,

И по аллеям кто-то где-то

Бежит, красу дерев вдыхая.

Природа воскресает в танце

И в пеньи птиц неугомонном,

В походке пар и в школьном ранце,

В стволах, поющих, словно домры.

Все воскресает в бабье лето,

Лучи на кронах сосн искрятся.

Все повториться снова, где-то,

И все воскреснет, чтоб остаться.

Широкая в приливе и отливе,

Огромная, могучая река,

Немало сотен жертв в твоем активе,

Но и за это нет в тебе греха.

Течешь ты долго по всея России

И омываешь грады и села,

Уж сколько кораблей пробороздили

Твои глубокие прекрасные тела.

Тебя благословила мать-природа

Бежать меж берегами своих вод

И не взирать на глупости народа,

Бежать, бежать, бежать, бежать вперед.

Насколько Бог продлит твои столетья

Неведомо, незнамо никому,

А я тебе желаю долголетья,

Твоим брегам, покою моему.

Завтра то же, что вчера —

Год уныл и скучен!

Правда, в жизни есть пора,

Каждый с нею дружен!

День цветов, друзей, пардон,

Говорю я сухо,

День, когда магнитофон

В клочья рвет вам ухо!

Когда все раздоры – прах,

Хлам, тряпье, обрывки…

С днем тебя рожденья, птах!

Счастья и улыбки!

Я пишу этот стих – оправдание новых ночных посиделок,

Той, которая стала, вернее, сбылась, в вальсе множеств и стрелок!

Четверть века прошло, три ещё и – Бог даст! – чрез столетье

Ты поймешь: хорошо, что никто никогда не желал долголетья,

(Не желал (вроде нет!), оно просто пришло), значит, в этом есть смысл —

Ведь и юность, и старость, и сорок с полтиной Владыка возвысил.

Значит, было мне в пользу: увидеть детей и в четвёртом коленке,

Угадать тот же нос, тот же цвет у волос… и похлёбка в тарелке,

Скажет: жизнь удалась, не во мне, ибо счастье своё ты искала,

А в пяти тех хлебах, что и всем человекам не стало бы мало.

Ну а если не сто! Если меньше и, может быть, много!

Неужели лишь старость мудра и лишь только одной ей дорога

Приоткрыта. Ухабы ее, повороты, канавы и знание карты?

Нет! И в двадцать иной вознесётся с исписанной парты.

Купишь Атлас Дороги ты нынче повсюду, и возраст не спросят.

Каждый миг – не кювет, а трамплин; и попросишь – подбросят.

Я желаю тебе не того, чтоб пожить, но того, чтоб со мною.

И не просто детей, но хороших людей, непременно с душою.

Не цветов, но друзей! Не подарков, но главное – Веры,

С ней цветок будет счастьем, и дети отрадой, и муж лишь примером…

Мы завязаны в вечности! Что двадцать шесть, если даже по смерти

Есть возможность отметить Златой Миллион в неземной круговерти!

Десять лет – для кого-то «вышка»,

Небылица и жуть до гроба,

Ну, а мне, братцы, – так уж вышло —

Оказалась в размерчик роба!

Дело в той, что трудилась рядом

И в работе ничуть не злилась!

Я отдал ей себя задаром!

И она в ответ не скупилась!

Нынче редко – чтоб брать за скромность,

Вопреки всяким разным «измам»;

Ценят в дамах теперь оптовость,

В перемежечку с феминизмом.

Но с любви такой много ль пуху?!

Счастья нет, как и нет услады.

Человек превратился в муху,

И Гвидоном вертит каскады!