Елена Крюкова - Одинокий голос

Вся музыка – большая ель,
Ты лапами мою постель
Гостиничную обнимаешь.
Я в горьком аромате сплю,
И вижу тех, кого люблю,
Кого рисует ночь немая.

И в темном воздухе висит
И апельсином чуть горчит
Щека не матери, но Музы…

И все же – как похожа стать
Я рвусь ее поцеловать
Но давит боль дорожных грузов

Но давит груз ее обид,
Но сцена под ногой горит
Дощатым пламенным укором,
Но груда писем ни к чему,
Когда бегу в чужом дому
Пустым холодным коридором!

Когда прикроешь ты виски,
Зажмешь ладонные тиски
Заштопываешь песней – раны,
Ища мои глаза – в толпе,
Мою судьбу – в чужой судьбе
И правду – в музыке обмана!

О мама дом наш – целый мир
Мы застреваем в нем детьми
Иглой еловою под кожей

Зачем тебе седая прядь?
Ее закрасить… залатать…

Вы с Маргаритою похожи.

Я – Маргарита
По бабке, по жемчужине морской
Меня назвали

А пеленали
На немецком рояле
В гуще струн
Горел звенящий хворост
Медный
Бедный
От долгих упражнений
Матери моей

Я – Маргарита
Я гляжу со стен
Глазами материнских фотографий
И жемчугами в бабкиных ушах

Текли
Пороги крови
И складывались
Кубики столетий
Чтоб я могла перешагнуть
Порог лучистой сцены
Не падчерицей
А царицей
Волшебного чертога красоты

Но красота рождалась
Из дешевых румян
Из жалкой пудры театральной
Что мать совала наспех в сумку
Из жестких юбок
на живульку торопливо
иглою ржавой
смётанных в плацкарте
Из пальцев исколотых
Зубами черных клавиш
Из беготни по площадям
Железных городов
От коих в памяти
Лишь оставались
Золотые доски сцен
И золотые буквы
Рояльных фирм

Из материнских телеграмм
Что пахли пирожками

Из материнских рук
Пропахших до манжет
И до колец
Вокзальной гарью
Вечного прощанья

Я – Маргарита королева
А может прачка
В хоромах музыкальных
Хозяйкой муз
Мне стать не довелось
В служанках
я хожу уже годами
Подкрашенные губы сушит пламя
Я руки мну о бархат
будто тесто
Для новогодней трапезы
где мать
Меня пугливо будет обнимать
И бормотать: да ты уже невеста…

И я себя почувствую одной
Из клавиш, на какой она сыграла,
Мизинцем так ее прижав к душе,
К ложбинке на груди, где тает звук
Сирены, смеха, плача, поцелуя…

Я – Маргарита
И тебя люблю я
Я не в безвременье живу
Соединяют на лице Земли
Глаза огромных городов
Широкие асфальтовые брови
Повторен на лице моем
Узор земных страданий
И елочная внутренность
рояля —
Пирог в котором соль запечена
И боль Земли

В столицах мира
И в родимых селах
Греется народ
У очага кочующей любви
У черного бездомного ковчега

Подкладываю хворосту в огонь
Извечно это женское занятье
Горит на мне и пламенеет платье
И трескается жаркая ладонь
И вижу я тех женщин у костров
В которых кровь моя текла
веками
Когда был мир и весел и суров
Тех сторожих священного огня
Которым я пригрезилась ночами

Горит и бьется
Золотое пламя
Зажженное в рояле от меня
И мать дрожит
прекрасными плечами
Перед любовью
голову склоня

Каждый вдаль уходящий отсюда – преданье.
Каждый вон уходящий отсюда – сказанье.
Каждый плачет, и рот зажимает простынкой,
Где печать лазаретная – словно поминки
По тому, кто лежал здесь, теряя дыханье.
Набирают во шприц зелье, травы и вина.
Обнажают не вены – венцы, копи, стразы.
Я в стерильной больнице, как ангел, безвинна.
Я грешна и грязна, да, любовь, ты зараза.
Да и зло так летуче! Я переболела
Злобой, местью, чужой и чумной черной ложью.
Эпидемья без края, судьбы и предела.
Хуже лести, страшней бездыханного тела.
Ухожу по грязи, облакам, бездорожью.
Я лежу, лязг чугунной той, панцирной сетки —
Распоследний оркестр, хрип и стон партитуры,
Птицы нотами виснут на инистой ветке,
Вон, в окне. Плачу вусмерть, рыдаю как дура.

Ты, земля моя, вновь тяжело захворала.
Ты кладешь корни-руки поверх одеяла.
Стонут люди, чтоб срочно их всех оживили.
Ты, земля моя, льешься больничною лавой
Бесконечных смертей, солонцово-кровавых,
Легких злые ошметки – последние крылья:
Чуть взмахнуть… улететь – или кануть в бессилье,
Безразделье, бесстрастье, безлюбье, бесславье.
Никому неохота во царствие навье.

Эти синие маски, седые бауты,
Эти туго-завязки последней минуты,
Эти мука-скафандры, что снять только ночью,
Да и ночью не снять, стоя спи, ешь воочью,
Это быль, и ты в ней – измочаленный доктор,
Ты устал уж молиться, в уколах ты дока,
А в смертях ты неграмотный, нищий мальчонка,
О, подайте минутку, звенящую тонко,
Той старухе, похожей слезой на ребенка,
О, подайте ей жизни шматок, протяните
Между сердцем и Богом упругие нити,
Горше режущих звезд, горячей всех вулканов,
Только врач ты, больная уже бездыханна,
Только врач, и могущество жалких уколов —
Лишь стеклянные сколы.
Лишь в курилке, взасос, на отлет, папироса:
Mortem. Нету вопросов.

Все распяты вы в той оживляльной палате.
На живот повернись! И дыши так ритмично!
Ты корова и лось, ты медведь и синичка,
Лезвиё топора новой казни опричной,
Да, ты плюнуть готов в рожу рока проклятье —
Только горе безлично!
Врач, вставай. Ты пойди на беду белой грудью.
Размотай белоснежную марлю безлюдья.
Маска, шлем, кислород. То чужая планета.
Скорой помощи тлеет в огнище карета.
Окна крестит зима. Птицы молча, в остуде,
На зимы белом блюде пернатым ранетом
Застывают, подобны металлу, полуде.
С проводов – во мандорле фонарного света
Гибнут, падают.
Бьются в сугробе, как люди.
Птицы, ветра народец, они ж тоже люди,
Лишь конец – без ответа.

Я лежу вверх лицом. «На живот!» – мне – приказом.
Заболела недаром, кошу рысьим глазом,
Зверьим оком, багровы белки, раскаленны,
В кровеносных сосудах, набрякших влюбленно,
Я еще вижу мир! Он мне – песнею, сказом,
Он мне Библия, ночью Корана алмазы,
Все мои Первокниги, стальные вериги,
Кровохарканье страсти, жемчужные миги,
Повторить не моги, проиграть не могу я
Эту заново жизнь! дай чужую, другую!
Жилы выдрать с корнями! и сердце, и печень!
Пересадка мне легких, горящих, что свечи,
Ах, еще ведь не вечер,
Доктор, буду я жить?! Я всего лишь волчица,
Тёпло брюхо мое, мой волчонок мне снится,
Я деревня, окрайна, река и столица,
Я – погибшей Почайной – от злобы отмыться,
Ты сожми мои голые плечи!
Я лежу вверх лицом! Потому что земля я!
Я дышу пред концом, я раскольно пылаю!
Я зверьё и птичьё, вороньё, баба-сойка,
Кройка я и шитье, я охотничья стойка
Покрова на Нерли! гибну в гуле и гуде!
Хриплый колокол мой, он орет: люди, люди!
Медью жжет лазарет! он тату набивает
Изнутри! жизни нет! почему я живая?!
Я теперь родилась?! иль я завтра рождаюсь,
Здесь, на койке больничной, старуха седая,
Золотая девчонка, чудн а я малышка,
Я визжу талой скрипкой, пищу нежной мышкой,
Грохочу я, литавры в последней Девятой —
На излете заката!
Вот расплата!