Павел Хицкий - Вежливое нейтрино. Стихи о потерях и ожесточении

пока идешь с бумажкой в коридоре
и волосы бросаешь вдруг назад
через очки в оправе
а охранник
вздыхает от желания
жевать
тот крестик

пока свобода почерком метельным
на теле друга пишет
коля был
без ластика

красивому лицу
пристали
пятна
рыхлости разрывы

пастельные
портреты дориана
пришла сменить
древесная кора

не слушай шульман
слушай провода
стальные листья мокрых остановок
вода трещит
макбетовским фрионом

неоновый
шаманский барабан
стучит пора

потом
другого времени не будет
спасайся
рви кольцо

расслабить пальцы
гляди бумажка по полу летит
и ноги ослепляюще выходят
в бирнамский лес

а этот лес везде
в кофейне сумке
тишине отельной

еще не бывшей маленькой
котельной
везде где дети смотрят на стрелу
чтоб дунсинан как вавилон
был кончен

и ждут тебя
по-честному к столу

Понятие – вещь, тупая как зонтик,
Как запятые дислектика.
Говорил рябой француз-сталинист:
Господин и раб – диалектика,
Пока не помрешь, где ни скандируй тостов,
Свободой кормится слизень.

Или остров.
Что есть понятийно остров? Не по редакциям кофе пить.
Остров – жить Берроузом или Кизи,
Разделенным сообществом,
Открывающим дверь
Параллельной стоглазой жизе,
Кушающим грибочек
В окопчике подо Ржевом.

Это сложнее, чем робко читать Кожева,
Сложнее, чем революция.
А третьего нет вообще,
Огурцы, газовый шар печали,
Земляная щель.
Погладь пальцем – ничто.
На лужку цвели, под кустом упыря встречали.

Так страшно жить,
Что кажется пустыней
Холодный подоконник, где цветы.

Белесый иней
Виснет на усах,
Дверь в город обращается «мушщина»,

И в целом я, наверное,
Машина
По производству мелкой красоты,
Случайной
Из хвоста полночной белки,
Мышиной серости
Моста,
Игры в гляделки
С ротвейлером
В его подъезде сиром,

Из бутерброда с плесневелым сыром
И жирного обертного листа.

Вот обернись —
В итоге ничего,
Не человек,

Немая оболочка
На сигаретном облачке сидит,
Зубами машет,
Режет ангелочка
Картонного
Из мыльной упаковки,

Голодный снег
Пьет скрежет на парковке,

И ангелочку
Тоже страшно жить.

Район спокоен,
Точно шла чума
Безлюдно синяя.

Панельные дома
Лосино спины гнут,
Спускаются в овраг и пьют там воду,

А я иду за ними по пятам,
Как мамонтов последний летописец,
Враг непокоя,

Земляного свода,
Куда асфальт (в густые асфодели)
Стекает.

Мой капитан,
Там пенится тропа,
Истоптанная до бетонной крошки,

Исход домов
Облапывают кошки,
И лампочки зудят до горизонта,

Глядят на мастодонтов, водопой
Мерцающими желтыми телами,
Как идолы.

Ты этого хотел.
Лет через сто
Здесь заново взойдут аборигены

И не поймут,
Зачем ходил скелет,
Меняя геометрию бетона,

Где синих чудищ
Гладили, кормили,
А главное,

Куда они ушли,
Одевшись разом
В земляные мили

И чуждый разум.
Здесь же кто-то жил,
Охотился на мамонтов,

Теперь
В пустом овраге дети
Ловят жемчуг,

И мы с тобой, как йети, капитан,
С той стороны на сети
Быта смотрим,

Забытые в забытое,
Корабль
Вернулся в порт,

Хотя домов не стало.
Мы победили,
Как ты и хотел.

Пошли дожди,
Отключили горячую воду,
Что в общем логично.
В этакую погоду
Дрянь смывает себя сама.

Терпеть дождь лучше уж сразу в Дании,
Но там, говорят, тюрьма,
А здесь хорошо, свобода.
Хочешь, будь мудаком,
Никто и слова не скажет.

Человек – живучая тварь,
В смысле – создание.
Мышца стучит,
Ноги ходят,
Из волос вываливается сажа,
Если найти на асфальте брод,
То вообще зашибись,
Медаль тебе, мироздание.

Оловянный солдатик,
Вот ты кто.
И он тоже, и третий,
Который летит на бис
За автобусом.
Знать бы еще,
Какое у вас задание,
Прорвать фронт, всех спасти,
Найти дождю оправдание.

Нет ни фронта, ни лета.
Греби, солдатик, домой.
В коробочку,
Почти Данию,
Не созданную тюрьмой.
Забывай про жару, нервно спи.
Пили в ноутбук «прости».
Только крепче ручки
От пакета держи в горсти.

Не голодный гриф,
Не плывущая птичья гамма,
Пиктограмма я,
Иероглиф,
Карандаш надевшая рама
В синей парке,
Парковая скульптура
Из отростков, веточек,
В общем – макулатура
На незначащем языке,
Из ничьей пустоты микстура.

Помолчи,
Пожалуйста,
Помолчи,

Личи ешь,
Собирай на кольцо ключи,
Дом, еще один,
Полуметры красных обоев,
Слушай сны беззвучные про ковбоев,

Только
Не трать, не плети словесную пыль,
Не мельчи,
Крыльями совы
Сбивают шпиль,

Сонями быть,
Животами ловить лучи
Невиновно,
Слово и стыд – синонимы.

Начерченный мелком зеленый крест,
Словесные начищенные трубы,
Клюв гордый соколиный,
Чай с малиной —

Вся жизнь окрест
Нас превращает грубо
В бессмысленное крошево земли.

Земля, конечно,
Сладостные губы,
Которые сосут и вновь сосут,
Как тля – древесный сок,
Тебя вбирают,
Щекочут новый с котиком носок,
Сжимаются щебенкой в след марины
И в глубину подталкивают с края,

Ты думаешь:
Весна, преддверье рая,
Ан нет, ты с нами тут
На ветоши березовой сидишь
И ешь шашлык безвыходно куриный.
Вокруг деревья, комья и менты,
В овраге дзот разрушенный старинный.

Ты думаешь,
Какой-нибудь ИМЛИ
Спасет тебя от этих расстояний,
Лиц ярости степной,
Травы копной,
С закрытых глаз спадающей на плечи,
От красных электрических сияний
Конфорки,
Где в кастрюле крылья ждут,
От банки с вечным
Краснодарским лечо —

Нет, не спасет.

За пылью дней, где жрут,
За запахом любимого навоза
Кто в колокол звонит?