Анастасия Ростова - Русские бабы

Воспоминаний мир покроет мгла,
И в этом есть красивая отрада —
С тобой всегда… и вечность поплыла
В окне свинцовом облаком над садом.

Мне жить не привыкать, мне хватил сил,
Забудусь в суете, в мельканье буден,
И не схвачу тебя за перья крыл.
И ты, как Босх, меня ещё забудешь.

С клеймом страстей на Небо не берут.
Там все белы. И ты – белее мела.
А я, простившись, въявь туда нырну,
Где Босх во тьме огню погибших предал.

Наш мир жесток. Что им союз двоих?
Блаженные и проклятые дети.
Всё распадётся – май и полипт и х
С центральной частью, где мы были вместе.

Чужих держав герои, разных книг —
Меня ещё и не было на свете,
Как бравый Швейк вонзил железно штык,
Сказав, что мы с тобой за всё ответим.

Так, что уста прикрыл, в молчанье, Босх —
Он в лодке плыл каналом под домами,
Где мы с тобой, обнявшись, в серый сон,
В такой же тихой лодке, проплывали.

Что было плохо – всё с собой возьму.
Ведь наша жизнь – обычное мгновенье.
Люблю тебя и ухожу во тьму,
Из Вечности в кромешность, во Спасенье.

Из ветвей достаёт жираф
жёлтый плод, будто сам он – змей.
Ева думает – это ей…
И ныряет в одёжный шкаф.

На крыльцо заползает плющ,
словно здесь и его жильё.
Ева думает про своё.
В мире много щемящих душ.

Бог забыл этот дом и сад,
словно мир накрыла волна.
Эта Ева живёт сама.
А за стенкой кромешный ад.

Сам, как хочет, живёт Адам.
Ева мнится ему во сне.
Да, он, в мыслях, в другой стране.
Жизнь менять им не по годам.

В злой машинке запуталась нить,
только наволочка больна —
в ней прореха ночей без сна.
И прореху надо зашить.

А в окне крутит мир кино.
А в окне листва зелена.
И пасут на небе слона,
хоть слоны не летали давно…

После смерти не дышат,
не читают стихи.
Этот шорох по крыше,
он от листьев сухих,

Кем-то брошенных, сотен…
Распечатанный пыл.
Звуки стёртых мелодий,
что, мол, верил и жил.

Я искала кого-то,
но пропал человек.
Чёрно-белое фото
мне прислал прошлый век,

как обрывки романа
в позабытом саду.
Зря ты слал телеграммы.
Нет ведь почты в аду.

Те напрасные вести,
что летели с земли,
только пепел, да ветер.
Все на розжиг ушли.

Не пожалею сотни раз,
что не узрела лжи,
как с холодком и напоказ
блеснули вдруг ножи.
Был очень нежен ближний бой.
Я не в войне с тобой.
Ты мой ручной Троянский конь,
моя тройная боль.
Пусть воины внутри тебя,
как церберы ночей.
Но – пропускаю я коня.
Я так люблю коней!
Вот – стрелы чёрные звенят
вдоль выжженной земли.
Прекрасна грива у коня
моей слепой любви.
Ступает он по мостовой,
от спелой крови сыт.
О, как велик Троянский конь
от холки до копыт!
Искусство плотника? Рука
Творца, любви оплот.
Он авангарден – на века,
Как гордо он идёт!
И пал к ногам, при свете дня,
мой город над рекой.
Я в восхищенье от коня!
Он мой – Троянский конь!
Вам, жалким, страшно подойти.
Вам мнится – я в огне,
как ведьма в полыме любви
на вздыбленном коне.
Но всё сложнее – это Жизнь!
Лишь в том моя вина,
что я посмела укротить
Троянского коня!

В скромное моё жилище
ты войдёшь, как гость.
Посмотри на пепелище,
на любовей гроздь.
Чьих тут рук благое дело?..
Смотрит из угла
Спас прабабкин поседевший,
Божья голова…
Потолок-то вон белее,
а во мне черно.
Ты закинь-ка невод, смелый,
в волглое нутро —
там она, златая рыба,
омуль да карась,
кит библейский, будто глыба.
А в ките том князь —
царь североморских лежбищ.
Он живёт во мне.
Хочешь внутреннее небо?..
Хочешь ад в огне?..
А чего святому надо
от такой меня?..
Позаброшенного сада
воздух вдруг обнял.
Злой сосуд, обломки мира,
облетевший цвет.
Всё, чего уж раздарила,
то, чего и нет.
Обнял день, ужасно долгий,
душу в темноте,
нерождённого ребёнка
и плоды утех.
Слухов множество, историй…
Облик не святой
той, что плавала во гробе
средь толпы людской.
Ту, которой не поверил…
И пришло – ведь ты
тот ковыль, как семя, сеял
тайно, вдоль тропы.
Поняла, как обманули,
бросив на ежи.
Пистолет что ль, с умной пулей,
дуре предложи,
чтоб навстречу не летела
памяти своей.
А потом, за это дело,
и себя убей.

На распутье у трёх дорог
мы стоим. Только сердце ёкнет,
охрани меня, оберёг,
наше чувство и крови клёкот.

Охрани и обереги,
под крылами укрой любовно.
Это чувство в моей крови,
словно заповедь, первородно.

Я не верю, что всё не так.
Ты со мною не будешь вечно.
Но до одури странный знак —
на дороге в пыли колечко!

Через что там впотьмах пройду.
И где буду – в Раю, в гробу ли…
Это чувство я сберегу.
Это чувство со мною будет

всех светлее и всех верней,
ближе сердца и мягче хлеба.
На распутье у трёх ветвей…
А четвёртая только в небо.

Я заблудилась. Заснеженный сумрак, заборы…
Что-то случилось. Ты мне не оставил следов.
Вот и летят, как вороны, людей разговоры
через квадраты домов, гаражей и садов.

Падают их испещренные воздухом перья.
Кто-то в подъезде судьбой горемычной распят.
Сквозь общежития ветви продеты деревьев.
И через окна, где люди то ходят, то спят,

не замечая миров, пропуская моменты,
зло, в коридорах, ногой папиросы гася.
Так и живут, на родных ставя эксперименты.
Так и вопят – развесёлая песенка вся!

Это они… Это я… Это Мартин и кошки…
Это душа поднимает над погребом гнёт…
Ходко пройдусь по кривой, где пинки да подножки.
Ты не приедешь. И память ко мне не придёт.

Я на краю, слышишь ты? Мне б увидеть сначала…
Пальцами трогаю прошлого слабую нить.
Это однажды всю Землю легко раскачал ты.
Мне эту Землю одной и не остановить.

Для любви нет смерти, успокойся.
Он вернётся радостный в июле.
И счастливо завершится повесть.
Ведь разлука – время, а не пуля.

Хоть дракон силён и очень страшен,
но в душе любимого виденье.
И падут, как злые чары, башни,
и дракона злое привиденье.

Это просто в небе неполадки.
Нестыковка в космосе далёком.
И на драпировке жизни складки
получились малость кособоко.