Анастасия Ростова - Русские бабы

Он вернётся в праздничном июле.
И настанет умиротворенье.
Ведь Господь, Он помнит нас и любит.
Просто отлучился на мгновенье.

Мы встретимся с тобой в конце времён,
когда утихнет третья мировая.
Обломки мира. Дым. Ворота Рая.
И на обломках больше нет имён.

А мы стоим над миром и молчим.
Мы свиделись. И слов пустых не надо.
Нам и пейзаж вокруг неразличим,
и что кричит толпа у чрева Ада.

Я – волчица в своём лесу,
и добычу в зубах несу.
Между небом и меж землёй
мы с тобой, хоть умри, живём.
Притаюсь: у моей щеки
можжевельник, грибы и мхи.
Не приемли и ты покой,
волк, охотник мой колдовской.
Я свободу как дар храню.
Глуп желавший шкуру мою.
Как от ветра травы звенят.
Я учую недобрый взгляд.
То не сад, а дремучий лес.
Всё на свете имеет вес.
И с враждой не ходи сюда —
помнят тропы всё, до следа.
Хоть свет клином сойдись на мне —
воткнут нож на заветном пне.
Я шагнуть в тот мир не боюсь —
русой девицей обернусь.
А как ночь – назад кувырок —
мне собратом матёрый волк.
И в лесах, у хрустальных рек,
сердцу сродника ближе нет.
Как жемчужина, как роса,
поцелуй его на устах.
За него, кого я люблю,
горькой ягодой отравлю.
Околдую, собью враз с ног —
посмотри на мой оберёг!
Что мне храмин уют и дым?
Волки сыты мясом сырым.
Есть такой у нас интерес —
хоть корми, а мы смотрим в лес.
Что нам мир ваш – присмотр да сглаз.
Даже змеи в лесу за нас.
И летит, как покров, со мной
тайна ночи и дух лесной.
Звёзды с неба в окно глядят.
Я волчица – хочу тебя!
Через лес, сквозь чёртову мглу,
через реки к тебе бегу.
Бьётся сердце живым комком.
Соль и сладость под языком.
Зверь, а нежности не сдержу,
языком тебя оближу.
Жить да быть расхристанной мне
в шалаше, во сырой норе.

Красивые, как созвездия,
и с пятнышками отметин
сквозь облачные столетия
по небу летят олени.

Летят мирами астральными,
что над уснувшими нами,
загадочные создания
с космическими глазами.

Им грани тесны телесные,
и грезятся сонным утром
нам взоры инопланетные,
лазурные, с перламутром.

В студёные воды ранние
на охристые деревья
стекает со звёзд дыхание
кармическое оленье.

И, видится, тоже стали мы,
минуя цепочку терний,
как эти виденья странные —
космические олени.

1

Словно душу, как шла, просквозило,
Мимо дерева жизнью своей —
В белой пене густая рябина.
Ливень тёмно-зелёных ветвей.

Наломать, как ломают сирени?
Ведь она буйным цветом цветёт.
Не иначе, по верным приметам,
Урожайный предвидится год.

Только дерево, эта щербина,
Очень странная. Будит ли что?
Что я в памяти не сохранила,
Да неявное мимо прошло?

Мы на нить ягод алые бусы
В детстве, в свете земных осенин,
Собирали. И горестный вкус их,
За года повзрослевши, храним.

2

Это было с утра, в бабье лето.
Маму будто прон и зала дрожь.
Резко вышла она на рассвете
Под осенний рябиновый дождь.

Но вернулась и нервно, и быстро.
Кто стучался, да ранний такой?
– Подавала, – сказала, – вон нитку
Подлиннее, с железной иглой.

Бесконечную, верно, и злую
Человеку у врат одному.
– Дай, штаны чёрной ниткой зашью я, —
Он сказал в столб воротный, во тьму.

Я не слышала слов, но ворота
Резко хлопнули, как навсегда,
Что прочла я ту речь слово в слово,
Повзрослевшая, через года.

3

…Не забыла – был очень красивый
Парень странный. Да кем же он был?
Как он бусы из алой рябины
В сентябре, на любовь, мне дарил.

Чей такой? Мне сказал, что, мол, нравлюсь,
Как невеста без места ему.
Мол, такую пригожую кралю
Не отдаст ни за что никому.

«На Земле, – так сказал он мне, – путник».
Мол, гуляю, да мимо, сказал, —
«Ты запомни цыганские кудри
И мои голубые глаза.

Слышишь – там, на конях, скачут принцы.
Это сложный и долгий процесс.
У меня же сложившийся принцип —
Усложнять жизнь подобных принцесс».

И на шею накинул мне бусы,
Как петлю, с огневым холодком.
Я стояла с косой тёмно-русой.
Он – чужой и красивый такой.

«На любовь, – он сказал, – эти бусы.
Видишь руки, сам делал, в крови.
Для тебя – молодой, тёмно-русой,
Эти бусы на нитке мои».

Принесла их домой горстью алой,
Как наивной надежды привет.
Посмотрела на нить эту мама:
– А не рано – в четырнадцать лет?..

Эта фраза, как будто скорбинка,
Дробью ягодной стукнула в дно.
Пеной, словно, покрыла рябину
На одном перекрёстке земном.

Обагрила сентябрьский вечер.
Мама вдруг:
– Дай-ка бусы сюда!..
Я их спрячу. Запомни – он ветер.
Не забудь! И забудь навсегда.

Что такого случилось? Не знаю.
Я – подросток. А в окнах – закат.
Жизнь хорошая и золотая.
Будто наш, в добрых яблонях, сад.

– Лучше жить без любви нам на свете, —
Мама в угол избной говорит.
Ведь нанизаны ягоды эти
На суровую чёрную нить.

– …Вон, стоит у ворот этот камень!
В землю врос уж, как пут чёрный ком…
Бус холодный рябиновый пламень
Окружил и облапил наш дом.

Столбовым перепутьем и бденьем,
Будто Ад в нём кромешный и злой.
Так он встал между двух поколений
И рябинки пронзает иглой

Перед окнами утром в тумане.
Сам похожий на чёрный туман.
Души это он колет и ранит.
И сажает на нитку – в капкан.

Да по свету гоняет, как ветер,
Наломав веток алых рябин.
В бабьем лете, в осиновом свете.
Мамы нет. И гуляет один.

Где за церковью встали осины,
Тесно сгрудившись в месте одном,
На надгробии старой могилы,
Перед сгнившим давно уж крестом.

Пережил целый век этот ветер,
Все кусты и кресты перевив.
И в карманы упрятаны ветки,
Как ладони в рябине, в крови.

Он-то знает, чья это могила.
Не забыл, за гульбой, чёртов внук.
И кого мама, ты полюбила
До креста, до немыслимых мук.

Ты над кручей в другом дальнем крае.
Над могилой твой маленький крест.
И в овале стоит крали Вали,
Молодой и красивой, портрет.

Я одна – никому не досталась.
Как хотел.
Но, сорвавшись с петли,
Родила в горьких ягодах алых
Плод дрожащий от плотской любви.