Наташа Корнеева - Северный ветер

Спит. Зарылось во всё хорошее.
Было – не было – перечеркнуто,
А мне жаль его – всеми брошено
Одиночество моё чёртово.

Птица в руках зачем мне?
По небу пусть летает.
Я догоняю стаю,
Не отпуская землю.

Мне журавля не надо,
По сердцу мне синичка.
Стеклышко по привычке
Жгут угольками взгляды.

Вымерли птицеловы,
Выбиты камнем окна,
Птичка совсем промокла,
Я потеряла слово.

У дождя настроений много,
У меня нет и половины.
Параллельна мечте дорога,
Не умеют летать пингвины.

Говорить не умеют птицы,
Значит врать не умеют тоже.
Примерять или мерить лица —
Одинаково – те же рожи.

На оскалы цеплять улыбки,
На шакалов – медвежьи шкуры.
Надо было с первой попытки
Отобрать дурака у дуры.

На прощание руки жмутся,
Растирая рисунок линий.
Мне уйти бы и не вернуться,
Зимний вечер такой тоскливый.

В переходах темно и сыро,
Монотонно стучат колеса…
Знаешь, мыши не любят сыра,
А ещё, я не стала взрослой.

В старом доме скрипучи ставни,
Вместо окон чернеют дыры.
Я слыхала, что каждый – странник,
Арендатор пустой квартиры.

Снег затоптан, трава примята,
И привычно желтеют листья.
Если в чем- то я виновата,
Ты прости. Мне пора проститься.

Мы непохожи, как луна и солнце.
Я про ушедших с грустью, сожаленьем.
А ты с тоской: «Вдруг лет до ста придётся
Общаться с неизвестным отраженьем.»

Зловредности бормочат бормотухи,
Лассо табачный крутят самокрутки,
Как жаль, не убивают за мокрухи,
Нелепые с плеча чужого куртки
Всегда находят дом, идут обратно,
А их никто не ждёт (давно забыли).
Я думала, рождение приватно,
Ан нет, оно как в сказке: «Жили-были..»

Иванушки, алёнушки, ивашки…
Лопаты, печки да чумные сани,
А гуси-лебеди летят, нам машут машки
Половником дырявым с чудесами.

Куда ни плюнь – плюёшься против ветра,
Куда ни всунь – сама себя сношаешь,
Кирпич завёрнут бережно в газеты,
И от конца к началу небольшая
Натянута струна, как пуповина,
А приглядишься – поводок короткий.
Не знаю, что: другая половина
Или двойное дно в пустой коробке.

Ты с завистью на звёзды у дороги,
Я не смотрю в окно, когда хоронят…
Одни и те же выведут итоги
Статистики разносторонних хроник.

Мне не хочется ни вечности ни сладкого,
Ни воды из родника в жару ни водочки,
Мне б забраться на скалу одной с палаткою
И рассматривать оттуда в небе звёздочки.

Разглядеть сквозь водопады сверху до низу
Все тона-полутона обычной радуги,
На камнях пересчитать от солнца полосы,
Чтобы больше никогда не думать: «Надо ли».

Шум воды привычным станет, необманчивым.
Тишина она ведь тоже заговорщица.
Кто-то с гор своих сошёл за сверхзадачами,
Кто-то в горы убежал от одиночества,

От вранья и воронья с утра до вечера.
Научилось лицемерить даже зеркало.
Я не то что не хочу, мне просто нечего
Делать там, где всё давно перековеркано.

Я возьму с собой немного (что осталось мне),
Автостопом доберусь, есть люди добрые,
Расскажу чужим, у них не будет жалости.
И пойду туда, где плачут птицы гордые.

Нет. Боязнь высоты не мешает корячиться вверх,
Только вниз не смотри да вставай всей стопой.
У подножия выдал инструктор мне нож для консерв.
И назначил ответственной за водопой.

Я тот нож берегла, как зеницу, как горный хрусталь.
Прижимала к себе, не давала его никому.
И сурово всегда отвечала: «А ну-ка, отсталь.
Я его на вершину ползком, но сама подниму».

И воды никому-никому я испить не дала:
Соблюдала наказ и тащила наполненный жбан.
Умирала от жажды и голода, но сберегла,
На вершину допёрла, не выпила даже стакан.

Оглянулась назад: горы, горы вокруг, пелена,.
Ни инструктора нет, ни походных туристов со мной.
И тогда я всё-всё вдруг отчетливо так поняла:
Надо было консервы забрать и х@ярить одной.

ни ты ни я, ни кто-нибудь другой,
кому нельзя ни верить безгранично,
не будет ни победой, ни судьбой,
предпочитая совести публичность.

зевая от усталости и лжи,
от лицемерия все внутренности сморщив,
не зная ни презренья, ни нужды,
перемахнуть козлом через заборчик.

пока хозяин-дурень лупит чад,
им послушанья пакость прививая,
устроить беспредельщины парад,
взорвать ко всем чертям пути трамвая.

угнать бы с пьедестала паровоз,
засунуть в топку перманентность мира,
Обнять вонючих, но строптивых коз.
Они сожрут и трубку, и факира.

Тетрадь закончена,
Загнуты уголки,
Подписаны: названье, адрес, дата.
Уполномочена абсурдность от тоски
Сменить в любое время адресата.

Хмелеет почерк,
Прочерк – эгоист.
Он сам в себе, ни до кого нет дела.
Подножья строчек,
Рьяный гармонист,
Обсценен айсберг глубины пробела.

Корявость неизбежна языка
Сухого, обезвоженного в титры.
Казалось, вот, протянута рука…
Измены измеренья глазом скрытны.

Сырой песок дыханья не даёт,
На глубине темно, фальшиво тело,
Неэффективен под дождём полёт,
Луна висит, а значит не созрела.

Стрелять по звёздам любит идиот.
То нарисует, то сотрет улыбки.
Рассвет- закат – подъём-переворот,
Трюк «солнышко крутить» внутри улитки.

Одежку по сезону сменит день,
Под слой ушанки спрячет лопоухость.
Скомандует: «К ноге» чужая тень.
И кто-то ляпнет:: Ни пера, ни пуха».

Тетрадь закончена.
Плюют на уголки,
На записи тупые адресаты,
И между прочими, такими же, как ты,
Просрочены пароли, явки, даты.

Незаметные ямы воздушные,
Бесполезные ранние завтраки,
Лицемеров улыбки радушные,
Инкрустированные запонки,

Беспричинны запои недельные,
Неприглядно похмелье обрюзгшее,
Осуждаешь меня за безделие,
Ненавидишь моё равнодушие.

Открываешь окно – пусть проветрится,
Зажигаешь свечу – пусть оплавится,
Начертательная геометрия
Спровоцирует тени неправильно.

Обведёшь их по контурам, граффити
Нацарапаешь тонкими иглами.
Допотоные фотографии
Мне озвучишь забытыми синглами.