Сборник стихов - Поэзия перевода. Избранные переводы Ханоха Дашевского
- Название:Поэзия перевода. Избранные переводы Ханоха Дашевского
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:2018
- Город:Москва
- ISBN:978-5-91763-414-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Сборник стихов - Поэзия перевода. Избранные переводы Ханоха Дашевского краткое содержание
Поэзия перевода. Избранные переводы Ханоха Дашевского - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Не предвестника здесь, а алхимика ждут,
превращающего в серебро
даже раковины в песке:
деньги, деньги нужны!
Песнь сынов Кораха…
Пропасть видна…
Почему ты молчишь, поэт и пророк?
Ведь в час, когда у порога отчизны
опасность стоит, по-разному бьются
сердца говорящих на одном языке —
потому что провиденья нет.
И ты сынам Кораха слова не скажешь,
или нет у тебя топора, чтобы гниль сокрушить?
Несчастны они, потому что не видят
беду, как не видят глазами затылок.
Открой я уста – должны мои речи
струиться, как кровь, из открывшейся раны.
Должны быть подобны львиному рыку
и молоту, бьющему по наковальне.
Иначе награда мне – только насмешка!
Уж лучше я вставлю в рот свою трубку,
зажму её крепко между зубами,
и буду курить и молчать.
«И в долгом молчанье, курящемся дымом из уст…»
И в долгом молчанье, курящемся дымом из уст,
жжёт совесть бессонная сердце моё.
Так солнце горит сквозь туман, озарив окоём,
И это – как Облачный Столп [39] Облако, шедшее перед еврейским станом в пустыне. Бамидбар (Числа), 9:17.
и сияние Пламени в нём.
И знаю я то, что судьба моих слов
подобна судьбе наковальни, безгласной, пока
молот не занесён,
пока отдыхает кователь: с прокуренной трубкой во рту
сидит у порога Времён…
«На судьбу моих неуслышанных слов…»
На судьбу моих неуслышанных слов,
как на сталь наковальни, склоняю главу,
и, как молот она,
раскалённый и тяжкий, лежит.
Где-то цокот копыт: в тишине
слышу медленный шаг коней.
Эти кони недавно в бой
гордых всадников смело несли…
А теперь – не мчатся они,
ковыляя, по рынку идут,
ибо нет на копытах подков.
Кони армии, поражённой в бою,
так приходят домой: на них
только сёдла…
Поводья висят,
и ноги коней без подков…
И я слышу медленный шаг
неподкованных конских ног,
а в кузнице – тишина.
«И штаб сынов Кораха есть, а в нём…»
И штаб сынов Кораха есть, а в нём
чёрный стол, покрытый сукном:
кусок зелёной выцветшей ткани
лежит на столе, как повязка на ране.
И всё по-прежнему в этом стане:
Та же пустыня, как в дни Синая!
Козни те же, как в дни Синая!
И те же глаза глядят из глазниц,
Но лика Моше [40] Моисея.
нет среди лиц!
Здесь соблазняют народ тщетой,
обманом красивым, речью пустой…
А идол тот же – телец золотой.
«Но скупая британская почта в Сионе…»
Но скупая британская почта в Сионе —
она только мелкие суммы приносит:
пятьдесят тысяч,
сто,
а счастливая весть
о том, что надежды сбылись и расчёты,
и деньги евреи шлют из-за моря,
не приходит к потомству Кораха с почтой…
И трудно сдержать им свою печаль,
своё раздраженье и гнев…
Потому что сто тысяч – это капля.
Нужно больше, намного больше:
миллион хотя бы, но каждый месяц.
И будут тогда сыны Кораха кастой —
ваятелями тельца золотого;
и пожелтеют глаза смотрящих,
когда им скажут: «Вот бог твой, Израиль!
Умножишься и утучнеешь скоро!»
И ослепит их блестящий идол:
оставят они и забудут Бога,
и голову позабудут и сердце.
Благословят они щедрость рук,
которые им каждый день дают,
как будто в дар, их воловий труд…
«Я молод, и, как задира, горяч…»
Я молод, и, как задира, горяч,
и если б рождён был в своей стране —
волочиться за юбками и кутить,
как многим поэтам, пристало бы мне.
Пылает кровь, как зажжённая нефть,
когда от вина веселье в сердцах,
но скалам родины нашей нужны
тоска вековая и кожа в рубцах.
От Ибн-Гвироля [41] В русском произношении – Габироль; выдающийся еврейский поэт и философ средневековой Испании.
и до меня
мудрости горы, пайтанов [42] Авторы литургических произведений.
ряд;
а у меня – шершавый стих
поэта, которому родина – яд.
Сынам Кораха песнь: радость у них!
Из цикла «Дворовый пёс» [43] Этот цикл был написан по следам жестоких нападений арабов на еврейские поселения в Стране Израиля осенью 1929 года. Нерешительность, проявленная официальным еврейским руководством, заставила поэта примкнуть к радикальным еврейским организациям (подробнее в послесловии «Разорванный талес Ури Цви Гринберга»).
«А вы удивляетесь: где мой пыл…»
А вы удивляетесь: где мой пыл?
Почему не скачет горячий конь? —
Устал наездник, сошёл с коня…
Если нет в идее отчизны огня —
гаснет и мой огонь.
Печаль моих братьев гнетёт меня,
поэтому я коня осадил,
на плечи груз мечты возложил,
и, словно в гору, бреду без сил…
А сейчас послушайте повесть о том,
как человек становится псом.
«И вот, изнемог я среди умудрённых…»
И вот, изнемог я среди умудрённых,
изрекая много красивых фраз,
ткать покрывало для прокажённых,
чтоб язвы их гнойные скрыть от глаз.
Чтобы с трибун, довольны собой,
они могли говорить с толпой.
И я, оглушённый их слов раскатом,
сказал: притупилось моё перо;
я буду скоро, живым экспонатом,
блестеть, как музейное серебро.
Мой дед показал бы спину лукавым:
мой дед не лоточником был, а равом [44] Раввином.
.
И для меня великая честь,
как дед мой порою, хлеб с солью есть.
«И снова день: вокруг Тель-Авив…»
И снова день: вокруг Тель-Авив,
а у меня – овечий испуг
того, кто видит не сочный луг,
а улиц и переулков разлив.
И даже язык молитвы и грёз,
язык отцов меня утомил:
весь город этот ко мне подступил,
навис и давит, словно утёс.
Куда бежать? Бреду, как изгой:
вот банк стоит, а рядом – другой…
Страна моя, родина скал и теснин!
Тут море простёрлось, там – магазин,
и я, неприкаянный, здесь один.
«И вот спускается вечер: в небе…»
И вот спускается вечер: в небе
сияет Давидова царства слава.
А здесь, на родине, как на чужбине,
шаги – как будто Девятого ава [45] День национального траура в память о разрушении Иерусалимского Храма.
.
В харчевню я принёс своё тело:
овцу, на которой штаны и рубаха,
и ел, и тусклая лампа мигала,
как человек, дрожащий от страха.
И бедность и тайну, и труд сидящих
за трапезой – из своего закутка
познал я, движенья их рук увидев,
когда утих во мне голос желудка.
Там Реувен говорил Шимону:
«Электростанция эта – чудо!
Вспять потечёт поток Иордана,
и перед Ярмуком [46] Приток Иордана.
встанет запруда.
Интервал:
Закладка: