Александр Власов - По-своему взирая

Последует едва ли кто спокойно,

Прямое же, наверно, Божество

Повсюду подражания достойно.

Однако применения бичей

Гнушался тонко чувствующий брата,

Где можно было малостью речей

Потребного добиться результата.

Держали там и птицу взаперти.

К её торговцам устно обратился

Велевший клетки мигом унести.

Но с совестью кто только ни простился —

Не зря на нашей трудной стороне

Хранится сила грубая в цене!

Где жажда невозможного остра,

Сознание недоли донимало;

Желая же реального добра,

Дано приобретать его немало.

Любви существовать игрой позволь:

Отсутствовать ей можно меж иными,

Но всякий лицедей, приемля роль,

Эмоциями полнился хмельными.

Не сетуй, удовольствие лови

В игре, напоминающей прекрасно

Волнение действительной любви.

Где радостей больших искать опасно,

Скупыми насыщаешься вполне,

Пускай на самой скромной стороне.

Меж извергами, сеющими ложь,

И сеющими благо простаками

Великую борьбу всегда найдёшь,

А кто меж основными игроками?

Все те, кому чуждаться по судьбе

Враждующих издревле непреложно,

Кому в идейно-бешеной борьбе

Толково находиться вряд ли можно.

Переча вере, ведают они,

Что, кроме тени в жизни, кроме света,

Хранятся полутени искони.

Ну вот и в полусне нейтралитета

Химерного не скрыто ничего,

Хоть именно химерой мнят его.

Гармония впивается всегда

Поверхностно читающими Слово,

Но зрима разногласий чехарда

В нём оку, что не вовсе бестолково.

Порой тому найти не тяжело,

Что сутью Бога бодрствует извечно

Не злая справедливость, а тепло,

Что праведное небо человечно.

Любовь и дума в царстве суеты

Виной Творца не ладят ежечасно,

Но ради наивысшей доброты.

Мы сердимся, а как оно прекрасно,

Что может открываться вновь и вновь

Его неправосудие – любовь!

Уж если не давалось яств Ему,

То чем угодно было пробавляться?

Господь господ, уча других уму,

Слугою слуг искал у них являться:

Делить их огорчения в тиши,

Своей корыстью жертвенно скудея;

Томиться часто бурями души,

Собой вполне достаточно владея.

Жалеть умел Он искренно того,

Кто в мире никакой не знал опоры,

Кто с болью знался более всего.

Малейшее ценили чьи-то взоры:

Сердечного даяния краса

Нередко возрастала в чудеса.

Легко ценить, увы, совсем иных

И чуждыми прельщаться берегами.

Трудней любить отпущено родных:

Они способны чудиться врагами.

Такими знал их ярый Моисей,

Мессия же, своё благовествуя,

Любить их изрекал округе всей,

Врагами не без шутки именуя.

Но так и признавал издалека,

Что холить их едва ли сердце радо,

Что нежность эта крайне нелегка.

Понятно по Нему, что нам и надо

Мучительно любить, а не легко,

Своих, а не того, кто далеко.

Пожертвовать отмерилось Ему

Прекрасным, а не подлинно разбойным,

И будто бы смягчиться потому

Над миром, истребления достойным.

Искал Он ублажения себе

В ужасной пытке собственного Сына —

Поверю ль я подобной городьбе?

Пойму ль иначе бред иудаина?

Любому, чья разумна голова,

С аффектом откликаться глупо всё же

На связные, но дикие слова.

Стыдиться мне приходится похоже

Нешуточной полемики своей

На почве веры с архиверным ей.

Смирение – не чудо красоты,

Когда за ним иное не таится.

А радовать умеешь, если ты

Взорвался, чтоб учтиво обратиться;

Бичуешь если барина в себе,

Родителей владыками считая;

Склоняешься ко старческой мольбе,

Не зря Сираха в Библии листая.

Смирение даётся нелегко,

Хотя бы смысл его первостепенный

Без лучших уст открылся глубоко.

Так Он, его глашатай несравненный,

Серчая на различные сердца,

Хулой не пощадил и деревца.

Мы ведаем от Агнца своего,

Что горе, где смирение в отсеве:

Бичу подверг – и Сам узнал его,

Проклявший древо кончился на древе.

Смоковница погибла без вины,

Гонимые торговцы пострадали,

Быкам удары были зря даны —

Даятелю подобных яств и дали.

Святому не простили ничего.

Отмерилось Ему усугублённо.

Терпимого, карали всласть Его.

Взывает это к нам определённо.

Давай блюсти смиренными себя,

Христа за курс оплаченный любя!

Храниться невредимыми могли,

В избытке благ имея правомерность,

А гибельные муки предпочли,

Светилам обнаруживая верность.

Отказывая в милости тому,

Гласило небо миру неустройства,

Что подвиги такие ни к чему,

Что здравый смысл угоднее геройства.

Но разве здравомыслия добыть?

Открыли мы Святому Духу двери,

Мудрей с Его подмогой чтобы быть.

Отваги не доказывали звери,

Хранили зримой трезвостью себя.

А мы себя казним, её губя.