Павел Ефимов - На кончике пера. Сборник стихов

Неба занавес распорот.
Неизбывность облаков.
От любви отрекся город
И исчез во тьме веков.

Два берега. Размером в расставанье
Залив. Осела пена на песке.
Закат свершает в небе предстоянье.
И паруса опали вдалеке.

Пустой причал. Следы волна размыла
И унесла остывшие слова.
Я говорил тогда, ты говорила…
Все ни к чему. Жизнь теплится едва.

Закат зардел. Излита кровь в потире.
И темноты сердец не превозмочь.
И вновь – в который раз! – одни мы в мире.
Конец мистерии. Спустилась ночь.

По снегу разлито золото.
Горят ледяные свечи.
Еще доживем до холода,
Еще повстречаем вечер.

Еще прозвучит отчаянье
Средь повести мироздания.
А снег – он как дар прощания,
И нет для него названия.

По мостикам и по лестницам
Уводит судьба до срока.
Открыты воздушным вестницам
Просторы небес широко.

А время звучит безмолвием.
А пламя сжигает пальцы.
И ваши пути исполнены,
Неведомые скитальцы!

В закатном небе танец счастья —
Виденье на семи ветрах.
Окончен день. Пора прощаться.
Мы встретимся в иных мирах.

Позолотились пасторали,
Слились гармонии в одной.
Мы не забыты. Тают дали.
Стекают сумерки волной.

И каждый вздох, и каждый шорох
Исполнен чаяний земных.
Простор. Воспоминаний ворох —
Порой то грустных, то смешных.

Когда в заутренюю рань ветвей коснётся солнышко
И ветер, шалый озорник промчит листвой шурша,
Уже до третьих петухов в саду хлопочет Золушка,
Я знаю, что у Золушки хрустальная душа.
От солнца тысячи лучей ей в волосы вплетаются,
На стрелах заспанных ресниц чернея, сохнет тушь.
У Золушки всё в жизни есть, лишь принцы не встречаются,
А на дворе двадцатый век, провинция и глушь.
Ей родники озёрных глаз не выплакать до донышка,
От безысходности такой острижена коса,
Росинки падают в цветы, не плачь, не надо, солнышко.
Я знаю, что у Золушки хрустальная слеза.
Когда же вечер как свечу зажжёт звезду осеннюю,
За Яблочным Медовый Спас промчит в календаре,
Ты вспомни песенку мою любимую, последнюю,
В сгорающем костром листвы багряном сентябре.
Обречена такая жизнь лететь по ветру пёрышком
И твой Фиат по Киржачу летит сквозь тьму дорог.
Двенадцать бьёт, молю: «Постой! Куда спешишь ты, Золушка?
Ведь от тебя в моей руке хрустальный башмачок…»

В дом, стоящий на отшибе
Постучался по ошибке.
Как похожи, это что же за напасть!
Целых два десятилетия
Друга нет на этом свете,
И следов жильцов давно уж не сыскать.
Сам себе кажусь я пьяным
В месте этом окаянном,
Так когда-то называли мы его.
Окружён тот дом водою
Словно крепость перед боем,
Но из прежних дней – доживших никого!
Память – это штука злая,
Как вдоль пропасти, по краю
Я иду, перебирая имена —
Тот погиб, а это спился,
А вот тот переместился
В иноземные, чужие племена.
Я один из тех немногих,
Что прожил в порядках строгих,
Невзирая на распутные ветра.
В даль смотрю с узкоколейки
В старой серой телогрейке,
Что пропахла едким дымом от костра.
Одинокий дом под ивой
Доживает терпеливо
Век свой, падкий до потери адресов.
В сером стареньком конверте
Мы храним до самой смерти
Нашу память – лиц, имён и голосов.
Тишь у старого колодца —
Журавель над ним не вьётся,
Он скрипит, ведро качая на ветру.
Здесь когда-то звонким лаем
Этот двор был наполняем
И щенята обживали конуру.
Всё уходит безвозвратно,
И соседи многократно
Объясняют нам – где дети, где вдова.
«Что вы ходите? Он умер!»
И звучат как «чёрный юмор»
Невпопад произнесенные слова.
Уезжаю из деревни
Я автобусом вечерним,
И смотрю перед собой, сквозь дымку лет —
Мы стоим пред объективом
В упоении счастливом,
Посередине той страны, которой нет.

Этот город на Томи
Всё мне снится, чёрт возьми.
Населённый несомненно
Только добрыми людьми.
Где влюблённым целый день
Улыбается сирень.
Я под ней мечтал когда-то,
В детской кепке набекрень.
Переулочек дугой,
Мальчик с девочкой другой,
Не с моею, а с соседской,
Всё равно мне дорогой,
Говорит на ветерке:
«Погадай мне по руке,
Или просто на ромашке…»
Жизнь висит на лепестке.
Эту хрупкость бытия
Ощущаем ты и я,