Чёрный Заяц - Убедительно и легко

Жестокий опыт – учитель строгий,
От прошлых граблей не слез синяк.
Мне б научиться смотреть под ноги,
Но в этой жизни, видать, никак.

Пока сойдётся, пока срастётся,
Пока притрётся – уже развод.
И одинокое бабье солнце
Над горизонтом опять взойдёт.

На эту драму смотрю без грусти,
А если честно – сижу и ржу.
Сейчас немного тебя отпустит,
Всю злую правду тебе скажу.

Не впрок наука, а что, не так ли?
Господь напрасно тебя учил:
Из года в год посылал он грабли,
Но, наконец, инструмент сменил.

Не стоит попусту тратить силы
И предвкушать миллион проблем:
Ведь я не грабли, мон шер, я – вилы.
А это – сразу и насовсем!

Мы разосрались не по-детски,
Понять бы логику твою:
Раз я стираю эСэМэСки,
То, значит, палево таю.

Любви досадная превратность;
Читай, родная, по губам:
Ну вот люблю я аккуратность
И не коплю различный хлам!

Окинь наш быт суровым взглядом
И оцени мой злой талант:
Носки попарно, туфли рядом…
Я просто конченый педант.

Я сообщения стираю,
Как паутину со стены,
И сам себя оберегаю
От нашей ревностной войны.

Ведь мне с тобой придётся биться
И долго, нудно объяснять,
Что «Лана-пицца» – это пицца,
А не шифрованная блядь.

И ты поверишь в эту сказку
И снова с рук мне всё сойдёт…
Моя волшебная отмазка,
Математический расчёт.

Так и закончилась наша любовь,
Неумолимо, как камень,
Тянет нас в пропасть заблёванных слов,
Что называют стихами.
Снова про кофе пишу и туман,
Ты – про обман и разлуку…
Лайкает стих твой какой-то еблан…
Мой же не лайкает, сука.

Я засучил рукава и штаны,
Выпил портвейну для страсти,
Клею в строку нехуёвой длины
Плач про ушедшее счастье.
Ты, в телефон уперев маникюр,
Пишешь, как в школьной тетради…
Лайкают стих твой четыреста дур!
Мой же не лайкают, бляди!

Тысячу грустных баллад я сваял —
Где их немая могила?
Два миллиона сердечек собрал
Статус, что ты сочинила.
Как ни ругайся, как ни сквернословь,
Лайки – упряжка прогресса.
Вот и закончилась наша любовь,
Хуева ты поэтесса!

как неприятно быть поэтом
когда ты очень одинок
какой бы дать тебе на это
намёк

надену мятую рубашку
и ароматные носки
как будто бы я полон тяжкой
тоски

начну зимой ходить без шапки
ужасно отобьюсь от рук
чтоб во дворе шептались бабки
бирюк

начну писать стихи плохие
про глубину любимых глаз
как будто я в чужой стихии
погряз

неделю морду не побрею
борщом невкусным обольюсь
давай я на тебе скорее
женюсь

У Татьяны истерия —
Навалилась булимия.
Выйдет Таня в огород
И капусту всю сожрёт.

С неебической сноровкой
Проредит гряду с морковкой.
И лучок, пока не в дудке,
Упокоится в желудке.
Всякий вкусный корнеплод
Наша Таня тащит в рот.

А соседи смотрят хмуро —
Исчезают ночью куры!
Ясно, кто их мог сожрать,
Но пока не доказать.

И свинья у них за месяц
Сдулась килограмм на десять.
Видно, кто-то, с недосыта,
Пиздит кашу из корыта.
Таня, Таня, хватит жрать!
Стыдоба, едрёна мать!

Почему же поутру
Ходит Таня по двору?
От забора до гряды,
Вечно в поисках еды.

Просто у Татьяны в хате
На разложенной кровати
Спит Серёга-баянист,
Тоже знатный булимист!

Дождливый день влечёт ко сну
И дразнит призрачной весной.
Я календарь переверну,
Пускай висит вниз головой.

Переверну пустой стакан
И две больших сковороды,
Переверну на кухне кран,
Пускай останусь без воды.

Переверну кровать и стол,
Пластинку группы «Верасы»,
Переверну, пока в прикол,
С кукушкой старые часы.

Переверну половики,
Ковёр и плазму на стене,
И лишь цветочные горшки
Спасутся чудом на окне.

Затем переверну кота,
Хотя ему на всё плевать,
Пускай повсюду суета,
Он продолжает мирно спать.

Поддамся силе сентября,
И жадно гляну на жену:
Иди, родная, я тебя
От всей души… переверну.

На кухне коромыслом дым,
Звенят бокальчики.
– Ой, девки, хорошо сидим
Без наших мальчиков.

Сидим в компании своей,
Шампусик пенится.
А разрешение мужей?
Пусть ерепенятся!

Кто в мире сила и мозги?
Да мы же, бабоньки!
А мужики… Что мужики?
Пол смирный, слабенький!

Нам стоит бровью повести
Да стрельнуть глазками,
И мигом наши мужики
Все станут ласковы.

А если будут возражать,
Трясти традиции,
То мы ведь можем и не дать,
И век поститься им.

Вот мой заявится домой,
Придёт усталенький.
И что он скажет мне такой?
Чайку и баиньки!

Судьбы уроки нелегки,
Отбор естественный.
Эх, девки, что нам мужики,
Ведь рулят женщины!

Вот тут-то я зашёл домой,
В разгар величия.
И вмиг бомонд болтливый твой
Сменил обличие.

Головки сникли, каблучки
В момент зацокали,
На модных сумочках замки
Быстрей защёлкали.

– Ой, нам пора. Пока-пока,
До воскресения…
И дверь внесла на двух замках
Успокоение.

На кухне греется гуляш
И чайник мается.
И быт уютный тихий наш
Опять рождается.

И что б ни плёл девичник твой,
И как ни лаялся,
Но вот пришёл мужик домой…
И мир исправился.

Наши мелкие дрязги – убоги, унылы, неловки,
Но грозят разразиться весёлой семейной войной.
И намечены цели для яростной артподготовки,
Что поделать, в любви para bellum у каждого свой.

Но есть общее средство в составе любых арсеналов —
Если нужен сожжённый Рейхстаг, пробивной компромат,
Мы отправимся к бабушкам – кладезям тайных анналов,
Что на лавочке возле подъезда сурово сидят.

Обо всём известят коммунальные наши весталки,
Городские легенды, квартирных масштабов молва:
Кто приходит к тебе по средАм, когда я на рыбалке,
Кто приходит ко мне по субботам, когда ты – в дрова.

Всё наглядно и ярко, как красный плакат Агитпропа:
Кто машину помял, не вписавшись в простой поворот,
И кому приносил бандерольку курьер из секс-шопа,
И кто заполночь водку у Марьи Петровны берёт.