Чёрный Заяц - Убедительно и легко

И кого провожал армянин, предлагая нарциссы,
И к кому приезжает родня, чтобы просто пожрать,
И кому пишет письма из местного ТЮЗа актриса,
И кто просто хамло, что давно бы пора расстрелять.

Вот и повод к войне, и железней найдёте едва ли,
Сожжены все мосты и форсирован вплавь Рубикон.
И осветят события с места семейных баталий
Неполживые СМИ под пушистым пуховым платком.

Как я люблю тобою любоваться,
Как ты возбуждена и горяча,
Ты так прекрасна в эти восемнадцать
Часов, когда ты чавкая, урча,
Жуёшь, жуёшь, не в силах оторваться,
Чтобы успеть, пока «Маяк» звенит,
Доесть пельмени и допить Lavazza,
Ведь после восемнадцати – ни-ни.

Опять худеешь, значит скоро лето,
Пора под мышцы прятать целлюлит,
Успей доесть последнюю котлету,
Шматок лангета и мазок паштета,
Догрызть слегка засохшую галету
И два куска румяного омлета…
Чтобы снова сесть на жёсткую диету.

Успей доесть,
Пока «Маяк» звенит…

О Боже мой, какая прелесть —
Пишу любовные стишки.
Амур попал конкретно в челюсть,
Не тратя сил на потрошки.

Подкрался, голожопый, сзади,
Как Чингачгук, ни дать ни взять:
Подставил девушку на «Ладе»
Под бампер моего «Икс-пять».

Я грозен был и неминуем,
Внушал волнение и страх,
Грозил ей штрафами и хуем,
Пусть хуем только на словах.

Я раза в два, наверно, выше,
И в три, примерно, тяжелей;
Я страшный тигр на фоне мыши,
С мешком отборных пиздюлей.

Она – глазёнки голубые,
Косички, без помады рот,
Кроссовки, джинсики простые
И… охрененный апперкот.

Лежу в палате, ем «Агушу»,
Ворон считаю на кустах…
Разбередила, сучка, душу
И челюсть, сразу в двух местах.

Сопрятались коты по зауглам,
Канарейка в жёрдочку скрутилась,
В кухне грохот, треск и тарарам —
Машенька на что-то разозлилась.

Может где-то накосячил я,
Может просто в мире напряжёнка,
Но на кухне лязгает броня
И гремит металл ужасно звонко.

То ли сковородки дребезжат
И звенит летучая посуда,
То ли злобных киборгов отряд
Топает по черепушным грудам.

Хуже нет разгневанной жены,
Не попасть бы часом под раздачу.
Сладкий лепет ядерной войны —
Жалкая подделка, не иначе.

Мне слегка добавится морщин,
И скажу я, просто, чтобы знали:
Справлюсь я с восстанием машин
С Машиным восстанием – едва ли.

Мне снился сон,
Практически в 3D,
Раскрашенный волшебными цветами, —
Как будто люди вдруг исчезли все,
Как в фильме голливудском, про цунами.
И в мире тишина и благодать —
Никто не гадит, не орёт, не спорит,
А я пошёл по городу гулять,
И вдруг встречаю Анджелину Джоли.

Она такая вся на нервяке,
Помада, платье, тонкие колени…
А я ей предлагаю налегке
Пройтись по главной площади, где Ленин,
Гранитный и с протянутой рукой,
Где бьёт фонтан, где тёмные аллеи,
И до моста над тихою рекой,
Где запад по-закатному алеет.

И здесь она забудет обо всём,
Прижмётся, ёжась от вечерней стыни,
И ярким малахитовым огнём
Сверкнут её глаза, и как в пустыне
Вдруг пересохнет в горле. Помолчав,
Она своей рукою – тонкой, ловкой,
Небрежно сбросит петельку с плеча
И обнажит свои татуировки…

Я к ним своей ладонью прикоснусь…
И в тот же миг звенящий подзатыльник,
Свернув 3D в сияющую грусть,
Мне влепит беззастенчивый будильник.
И я проснусь в извечном бардаке,
Где пыль, тоска и шкалик недопитый…
И тишина. И где-то вдалеке
Всё так же Анджелина бредит Питтом.

Далеко-далеко, в заповедной глуши,
Средь уютных зелёных болот,
Возле старого пня, улыбаясь, лежит
Камышовый задумчивый кот.

На полмира вокруг – ни души, никого, —
Безмятежная сонная тишь.
Кот лежит и журчит в животе у него
Камышовая вкусная мышь.

На верхушках осин засыпают дрозды,
Ночь идёт – одинока, темна.
Отражением в зеркале тёмной воды
Камышовая всходит Луна.

Грустной песней рассыпется дрёма болот
В заповедном и тихом краю.
Так зовёт камышовый задумчивый кот
Камышовую кошку свою.

Ты не ведьма, ты ёбаный Пикачу,
Милый, тёплый, но с пафосом превеликим:
– Я тебя заколдую, коль захочу,
Душу вытрясу, выкраду, захвачу,
И к ногам своим брошу рабом безликим!

Загадаю на картах, сожгу в огне,
Воск, булавки… Ты кукла моя смешная!
На коленях тогда приползёшь ко мне,
Будешь выть словно пёс при большой Луне!
Я с тебя, дорогая, охуеваю.

Загляни-ка поглубже в хрустальный шар,
Сморщи лоб словно мудрый китайский старец,
Обойди демонических углей жар,
Проберись сквозь туманный ночной кошмар…
Видишь мой оттопыренный средний палец?

Сбереги свои чары для нужд иных,
Цель другую найди колдовскому средству.
Я не суженый-ряженый, не жених,
Не таинственный ёбарь на выходных,
Я всего лишь живу с тобой по соседству.

Так что дверь за собой закрывай скорей,
Жду супругу домой, может сделать больно —
От души наколдует тебе люлей.
Не поверишь, она – королева фей,
Я давно заколдован ей.
Добровольно.

Всё охуенно и весело,
Годы растят красоту:
Наше любовное месиво
Мы развели на спирту.

Мы познакомились синими,
Счастье застало врасплох,
Наши судебные линии
Не распознали подвох.

Свадьбу почти не запомнили
Через хрустальный трезвон,
Месяц медовый оформили
Как послепраздничный сон.

Быт разрастается датами,
Белкой кружит в колесе,
Мы остаёмся поддатыми,
Веря семейной стезе.

Может быть, это неправильно,
Только вот сыкотно нам:
Вдруг протрезвеем нечаянно
И разойдёмся к хуям?

Проснулся, глаз открыл лениво,
И потягушки пять минут
И, повернувшись на боку,
Чуть почесался в рыжей гриве.

И всё глядел исподтишка,
Как я неспешно одеваюсь,
Похабно-мудро ухмыляясь,
Подобье злое мужика.

И завтрак громко запросил,
И, не стесняясь своей скуки,
Мои заботливые руки
Голодным взглядом обносил.

Поел, и не сказал спасибо,
Безжалостный тупой мужлан,
А мыслью – снова на диван,
Но без меня, а мне обида.