Олег Синица - Россыпи

Люблю тебя за то, что ты такая,
такая верная, своя,
товарищ наш на вечные века,
подруга наших первых семинаров.

Уходят друзья -поэты,
и каждый —
без лести,
похвал,
всё-таки был планетой,
началом своих начал.

Уходят друзья-поэты
в надрыве души и жил.
А смотрят с обложек,
с портретов,
словно и жил не тужил.

Не всем зачтутся заслуги,
и в званья не всех облачат.
Старатели,
но не слуги —
они, и уйдя, не молчат.

Читайте,
читайте их книги —
они с блокнотик порой,
такие тащат вериги
одною всего-то строкой.

И столько тепла и света
в них через соль и боль…
Уходят друзья-поэты,
как будто в последний
бой.

По угорам Курчумским с дозором
Они едут
И пристальным взором,
Чтоб дорогу забыл сюда ворог,
Выметают всю нечисть с позором.

Мимо облака, хмурого неба,
Где поля, не родившие хлеба,
Силой духа венчая победу,
Васнецовские всадники едут.

У пруда, где краснеют рябины,
Рябь воды отражает вершины
Древних елей, и в девичьи косы
Жемчугами вплетаются росы

Сонных трав и старинных видений,
И в окрестностях Рябова тени:
Серый волк и царевич с царевной,
И Алёнушки лик незабвенный.

Добрых сказок живые приметы,
И духовные предков заветы.
Охраняют их воины света.
Этим всадникам многая лета!

«Космонавт летал – не видел Бога» —
Сотрясала пресса Божий свет.
Вот и я, вбежав домой, с порога: —
«Бабушка, а Бога-то ведь нет!

Кабы был дак космонавт увидел…»
Бабушки печальные глаза
С горьким сожаленьем – не с обидой
Посмотрели – позабыть нельзя.

Ничего она мне не сказала:
(Жалко неразумное дитя)…
Не идёт из сердца эта жалость —
Колет даже много лет спустя…

Запускал с товарищем ракету
И мечталось в небо полететь…
До сих пор я помню дату эту
И глаза, что так могли смотреть…

К полузаброшенной деревне,
У Моломы у реки,
Где деревья тихо дремлют,
И стареют от тоски,
Приезжал мужик, не старый,
Тароват, в глазах огонь!
У него свирель, гитара,
И жалейка, и гармонь.
Он свирелью и жалейкой
Растравил весь местный люд:
Две старухи – им налей-ко,
Дак они ещё споют.
Вроде бродят еле-еле,
Всё равно козлух пасут.
Хоть семь пятниц на неделе,
Терпеливо крест несут.
– Эдак, эдак, – скажет Анна
На любой соседки вздор.
– Лико, немочь окаянной,
Уронил совсем забор.
Не козёл, а наказанье,
Надо, лешего, под нож…
– Эдак, эдак, – скажет Анна…
Что тут со старух возьмёшь?
А мужик на ус мотает,
Примечает, что к чему:
Кто о чём и как здесь бает —
Всё-то нравится ему.
Он и сам отсюда родом,
С детства знает говор тот…
Но всё меньше, год за годом,
Здешних изб жилых стаёт.
Эти милые старушки
Тоже отживут свой век,
Зарастут травой избушки,
Не заглянет человек…
А пока, в отцовском доме,
На всё лето – не скучай:
Он рыбачит на Моломе,
Пьёт, не только крепкий чай.
На печи корчага с пивом,
На столе в котле судак,
И в клети висят – на диво —
Вялить рыбу он мастак.
Вечерком затеплим свечку,
Пива пенного попьём.
Ковшик бегает на печку,
Пока всё не пропоём.
Я в гостях у друга Коли:
Здесь такая благодать!
В тишине и на приволье,
Только красок больше брать.
Деревенские пейзажи…
Здесь с природой всё в ладу,
Но боюсь, что скоро даже
Той деревни не найду…

Зарастёт травой высокой,
Нынче, знать, таков удел…
Кто же – слышно – издалёка
Всё играет на дуде.
То жалейки голос слышу,
То жалею о былом…
И в моей судьбе так вышло —
Я оставил отчий дом…

Приди, приди,
Сквозь синь приди,
Поёт пичуга в упоенье.
Ликуя, рвётся из груди
Её призывное волненье.

Приди, приди,
И вторит ей
Капели голос торопливый,
Устав чирикать, воробей
Из лужи солнце пьёт игриво.

Приди, приди,
Весна зовёт,
Призывный клич тревожит сердце.
От хладных суетных забот
Ему так хочется согреться.

Приди, приди,
Душа поёт
Приди, приди и солнце светит.
Сияет синью небосвод,
И Пасха светлая грядёт,
И все мы – дети.

Я руку к мутному тяну стеклу,
Касаюсь кончиками пальцев
Руки, которая оттуда
С потустороннего небытия
Всё повторяет…
Я или не я
Глядит оттуда,
Как марионетка —
Не верящая в чудо кукла,
Или моя вторая сущность,
Где правой стала левая рука
И левое всё стало правым?..
Но будущими прошлые века
Не станут, отразившись в настоящем.
Всё настоящее проходит испытанье
В зеркальном отраженьи
И пока
Я вглядываюсь в чудо превращенья,
В себя гляжу не изнутри —
Всё отражает всё
И я всё отражаю,
Но не вбираю, не преображаю,
Сочувствую, и, может быть, люблю,
Как ту луну, что светит светом солнца,
И как бы говорит в ночи:
Постой, подумай, помолчи…

В душу прокрался заутренний звон,
Мерно раскачивал колокол время,
И облаков
Предрассветное племя
Плыло,
Будя задремавших ворон.
В даль, над полями,
Послушной волной,
Он разливался,
И зрели колосья,
И замирали, заслушавшись, лоси,
Ствол опускался смертельный,
Стальной.
Ширью разбуженных вольных равнин,
Птицей,
Несущей на крыльях свободу,
Звуком целебным
Питая природу,
Крепость людскую
До лучших годин.
И, откликаясь на дышащий звук,
Птицы воспели дружнее,
И пчёлы
Их поддержали жужжаньем весёлым,
Мерно им вторил кузнечиков стук…

И по России, где мёд да полынь,
Музыка в души людские вольётся:
Светом ли солнца,
Из сердца глубин
Светом иным —
Отголоском святынь…

Звучала музыка – оркестр Ла Скала —
Она смеялась, плакала, ласкала,
И тайным смыслом в душу проникала…
Украдкой скрипки стройный приговор,
Душе дарил безумные надежды,
И та, под ласками, последние одежды
Отдать готова, но скрипач не вор —
Всё раздавал чарующие звуки,
Кому для радости, кому от скуки —
О вечности шёл скрипок разговор.
Они мечтали, плакали и пели,
Как будто понимали, в самом деле,
Смысл бытия и заданность судьбы,
И пенье птиц, и музыку вселенной,
И, в сочетанье звуков – тайну ворожбы…
И тёмным золотом осенним скрипки лист
С виолончелями качался в мерном звуке,
На синем фоне будущей разлуки,
И он в созвучьях строен был и чист.
Вивальди разливал весну и лето
В бокалы искромётного вина,
Зиму и осень музыкой сполна
Смог выразить и в вечности за это,
Его комета светлая видна,
И музыкой полна планета…