Анатолий Гуртовой - Свистопляска. Il giardino della pancia

Язык – раб суетливый,
Неряшливый и мерзкий.
Рукой своей брезгливой
Я режу его леской.

Сознанье помутнённое,
И улыбаться – влом.
Стыкаюсь вновь с соседкою
Из зазеркалья лбом.

Я не хочу гулять —
Смотреть в чужие маски.
Я буду дико танцевать
Под вой собак и запах краски!

Понеслась!
Выше нос!

Глаза вывернуты штольней —
Небеса врасплох.
Губы сомкнуты. Фривольно
Снегом упал вздох.

Сухим листьям пожелтевшим,
Кое-где – кровавым.
Как огонь, с утра затлевший,
Кудри пахнут лавой.

Разрумянился на солнце
Яблок поздний сорт.
Стал приветливо в сторонце
Марса небосвод.

Струнами полощешь вены
В звон крымских составов.
Дым укрыл всё синей пеной…
…Как здесь тихо, славно!..

Безудержный поток чувств
И желаний безутешных.
Я совсем не огорчусь,
Если скажешь, как я грешна.

Я совсем не разревусь,
Если скажешь, что я дика.
Я на сцену заберусь,
Чтоб ошпарить тебя криком

Души, жаждущей внять суть.
Глаза, преданные Лику.
Ноги, битые о Путь.

Это сон или виденье?
В темноте немой вопрос.
Посмеялось Провиденье
О пути: «Ты что, всерьёз?»

Её нет…
Пустота…
Лучший путь —
Чистота.
Лучше слов —
Тишина.
Время нет —
Только тьма.

Я плела с утра пионы с проволоки-сетки,
Вечером из них вертела эдакий венок.
Завтра я приклею к сетке яркие пайетки,
К проволоке подключу электроток.

Небо без туч необычно блеснуло.
Кто-то кричит во дворе.
Мы подвели к голове Земли дуло,
Каждый из страха к своей конуре.

Давай в море шума найдём островок,
Я буду там петь, а ты – ковать рок.
Пульсация света, ритм мирозданья,
Дыханье планеты – наше дыханье.

Советской мозаикой
Украшен балкон.
Забрёл на лужайку
Фарфоровый слон.
Зашёл по дорожке
Из лунного света,
Увидев в окошке
Стрекозку-комету.

Чистою талой водой?
Синей жар-птицею,
Снега крупицами
Ты хочешь слиться со мной?

Диском серебряным,
Пулями медными,
Чистою талой водой.

Растаяли в пламени
Хрупкие здания.
Искра сознания
Огненным знаменем
Отторгла зрение,
Запах и слух.
Рука провидения —
Мой вечный пастух.

Галька под ногами – это значит рай.
Вода моет камень, шепчет: «Засыпай!»
Страсть моего тела шепчет: «Оживи!»
Причастимся богу, он у нас внутри.

Росчерк бога – в каждом лепестке.
В облаке каждом. В каждом твоём волоске.
В запахе каждом и ощущении.
В этом столетии, в этом мгновении.

Чудной россыпью самоцветов
На дороге сверкает стекло.
Яркой огненной кометой
Я люблю тебя.

Если в голове опилки – НЕ-БЕ-ДА!
Я пишу зубодробилки! Да! Да! Да!
И кричалки и вопилки,
Головотряски, коры, взбивки
Сочиняю я неплохо иногда! Да!

Под панцирем эгоизма
И с лёгким налётом цинизма
Искусно он прячется так:
Слизняк он и есть слизняк.

Мой век закончится скоро,
И я к его концу иду.
И быть своего время вором
Я не могу и не хочу.

У себя дома вечным гостем буду.
У парка на аллее, будто дома.
Я называю тебя чудом, своим чудом,
И чуда этого вовек я не забуду.

Бурлящая толпа
Седых немытых волн.
Янтарная луна,
И воздух грусти полн.
Взахлёст.

Покорной белизной
Прибой к ногам ложится.
Единственной звездой
Всё небо озарится.
И ветер разбивает струи морских волос…

Невиданных русалок зелёные ресницы.
Несказанных чудовищ незрячие глаза.
В морщины древних свалок белый туман ложится,
Вплетаясь в их дыханье, как в старый дуб лоза.

В молочный цвет какао окрасилась пучина.
Рука творца незримо в ней пишет письмена
О том, как здесь светло и непоколебимо
Зенитом смотрят в души Всевышнего глаза.

Запах расплавленного воска.
Цвет свежесмешанной охры с лимоном.
Пёстрый ковёр из листочков-набросков,
И тишина за окном так бездонна!

Мы друг на друге рисуем маслом.
Вся моя кожа в автопортретах.
Солнечный день, столько краски и ласки,
Душная ночь с ожиданием рассвета.

Тлеет табак, как языческий ладан.
Ты снова попросишь бутылочку с ядом.
Мне кажется, тучи сгустились над мною
И вот-вот опять разревутся водою.
В чарующей пене ты видишь лишь сласть.
А яда не видишь. И можешь упасть.
Всё крепнущий ветер гудит в листьях туч.
Уйди же скорей: не смотри и не мучь.
Секунда паденья – короткий полёт.
Жгучий смертельный отравленный мёд.
И меркло здесь солнце, и дождь всё не лил.
Яд был так тягуч, и так сладок он был.
Песочным печеньем раскрошатся зданья,
Вчера возведённые. Тяжесть познанья
Густыми бороздами вторгнется в лица.
Зеркала научат кокетку молиться.
За дикость внебрачного хмеля свободы
Платить будни будут незримые годы
Мертвеющим ликом и немощью гадкой.
«Бутылочку яду оставь мне на завтрак!»

Над почти безмолвной ласковой водой
Развесёлым эхом льются голоса.
Крики сытых чаек. И босой ногой
Пробежалась по траве с утра роса.

Я её снимаю с шёлковых ресниц.
Ветер развевает кудри по лицу.
Прочь раздумья. Лягу прям на гальку ниц.
Растворюсь в пространстве, в шум волны, усну.

Давай расширим старые принципы!
Давай забудем комплексы новые!
Уже не влажу я в детские джинсы,
И мне так нравится гулять голою.

Невловима, мов вітер в полі.
Без крил та пір’я дикий птах
Смішна, без сенсу, примха долі
Гра в одинокий німий страх.