Александр Волог - ДАР. Поэтическая фантастика

Нет, я не похищал огонь
Ненаблюдаемых богов!
Воришкой мелким, право, зря
Представлен я в календарях.

Я помню: хлынула беда,
О жалости стонала ночь…
Огонь – от мысли и труда,
И от желания помочь.
Нет, я не похищал его,
То было бы совсем легко.
Я иссекал, сверлил и тёр —
И запылал в ночи костёр!
Кормил его – щека в золе,
И дума думалась одна —
Как зверски было б на земле,
Когда бы не было огня!

Вот он – защита и тепло,
И вам в его кругу светло.

Но в нём всегда готов прыжок,
И спит пожар, и скрыт ожог.
Неосторожностью не тронь!
Опасен. Дик. Необходим.

Итак, я вам дарю
Огонь.
Но
что вы сделаете с ним?

Ваятель сырую глину взял
И в пальцах сильных её размял.
И комья влажной плоти земли
В руках его формы свои обрели.
Стал стройною девушкой глины комок.
Лишь душу ей мастер дать не мог,
Лишь сердце в неё не сумел вложить.
А как же без сердца девушке жить?
Он четверо суток и ночью, и днём
Прокаливал девушку над огнём,
И дымное пламя гончарных печей
Вилось и ласкалось у смуглых плечей.
На пятые сутки её поутру
Поставил он стынуть на свежем ветру.
И ветер, что с моря, крутясь, налетал,
Округлые груди, шутя, целовал.
И мастер рукой осторожной отца
Ей стёр эфиопскую сажу с лица.

Клубился в глазах её солнечный дым,
И море плескалось вином голубым,
И сосны вздыхали под шелест волны,
И рыжая белка глядела с сосны.
А рядом глазастый мальчонка стоял
И робко, невнятно ей что-то шептал.
Чуть-чуть осмелев, он поближе шагнул
И красное яблоко ей протянул…
Но девушка не шевельнула рукой,
И молча, смотрела на лёгкий прибой,
И тихо, сама улыбаясь себе,
Она не внимала безмолвной мольбе…
И мальчик заплакал и прочь побежал,
И ветер, играя, его провожал…

С деревьев не раз облетела листва.
Не раз проросла молодая трава.
И рыжая белка бельчат родила.
И рыжая белка уже умерла.
И снова, чуть воздух весною запах,
Бельчата резвились в сосновых ветвях.
А яблоко, в землю упав, проросло,
И дерево яблоневое расцвело.
Лишь розовым утром край неба расцвёл,
К той девушке юноша стройный пришёл
И белых магнолий душистый букет
Сложил перед ней, чтоб услышать ответ.
– Поверь мне, я жить не могу, не любя!
Ответь мне, не в силах я жить без тебя!
– Но девушка не шевельнула рукой,
И только смотрела на пенный прибой,
И молча сама улыбаясь себе,
Она не внимала горячей мольбе…
И юноша тихо поднялся с колен.
И тёмен стал только забрезживший день…

И снова менялись времёна годов,
И море смывало края берегов,
Гуляла по белому свету беда,
Горели разграбленные города…
Как блудные дети приходят к отцу,
Шло ясное рыжее лето к концу.
И спелые яблоки дружной гурьбой
Уже дозревали на ветке родной.
А девушка глиняная в глуши
Стояла без сердца и без души…
И к вечеру ближе из чащи кустов
Вдруг вышел мужчина, высок и суров,
И бросил к ногам её твёрдой рукой
Он меч, потемневший от крови людской.
– На чёрной триере я за море плыл.
И гордых троянцев повергли мы в пыль.
Где высились прежние их города,
Там плугом пропахана борозда.
Мы тысячами увозили рабов
С дымящих и воющих берегов.
Я – вождь непреклонный, мне имя – судьба.
Но все мои подвиги – для тебя!
…Но девушка не шевельнула рукой,
Безмолвно смотрела на шумный прибой,
Бездумно сама улыбаясь себе,
Она не вняла этой страстной мольбе.
И воин, помедлив, свой меч подобрал,
И горбясь понуро, он прочь зашагал…

А время текло неустанной рекой,
Косило людей неизбежной рукой,
Растило леса и растило хлеба,
Рождало поэта, царя и раба.
А в чаще, где тень холодна и густа,
Таилась ненужная красота.
Прошли чередою и ночи и дни.
И как-то в ночи замерцали огни.
Шли люди сквозь зарослей мрачный завал,
И ветер их факелов клочья трепал.
Их вёл через темень и лес напрямик
С повадкою властной высокий старик.
Он вышел и встал, горделив и суров,
И вышла за ним вереница рабов,
И каждый с глубоким поклоном слагал
Свой груз драгоценный к прекрасным ногам.
Здесь грудой, звеня и сверкая, легло
Чеканное золото и серебро.
– Проснись и гляди же – воскликнул старик —
Слова я на ветер бросать не привык.
Я власти достиг над обширной землёй,
Теперь я играю людскою судьбой,
Но власть и богатство тебе я отдам,
Как жертвы приносят великим богам!
Народы пред мною простёрты в пыли.
Так стань же богиней владыки земли!
…Клубился удушливый факелов дым.
Но девушка молча стояла пред ним,
В лице не меняясь, не дрогнув рукой.
В ночи рокотал уходящий прибой.
С прерывистым шорохом рваных страниц
Червивые яблоки падали ниц.
И чёрными ветками сумрачный лес
Цеплялся за низкие звёзды небес…

И – крик. И – поднятая тяжесть жезла.
И хруст черепков. И молчанье. И мгла.

Ударился ветер в наветренный борт,
И ближе стал Бог, чем ближайший порт.
А с борта другого, кусая прибой,
Оскалились скалы голодных зубов.
Я знал: до убежища не дотяну,
И якорь спасения бросил ко дну.
Нагнулися мачты, гудят русленя,
Но якорь спасения держит меня.
Он прочно схватился за крепкое дно,
И цепью мы связаны с ним заодно.
Меня и швыряет, и треплет, и бьёт —
Но держится цепь, и надежда живёт.
…Уходят на запад и ветер, и гром.
Спасибо, мой якорь, окончился шторм!
Далёкого плаванья слышится зов,
Звучит обещанье других берегов.
Довольно, довольно на привязи быть!
Но якорь не хочет со дна выходить.
Он держит порыв мой… Я цепь расклепал,
И с криком конец её в воду упал.
О, парус желанья! О, память-струя!
И снова – движенье, и море, и я!
Одно лишь тревожит – а если опять
И буря, и скалы, и негде пристать?

Я – якорь. Я лёг на коралловый риф,
Вонзил свои лапы, за дно зацепив.
Пусть цепью тащило меня и рвало,
Но я заклинился, порывам назло.
Я крепко держался, и он был спасён.
Я выполнил предназначенье своё.
…Но как же прекрасны – глубин тишина,
Кораллов причудливая белизна,
В объятиях рифа надёжный покой
И пёстрые стайки уютных мальков!
Но что же ослабла падучая цепь?
И где ж мой корабль – у неё на конце?
Куда ты спасённый? Чего нам искать?
…Я – якорь ненужный. Я брошен лежать.
Я тихо ржавею на медленном дне
В лазурной прозрачности влажном огне.
Дана мне спокойная воля моя.
Но что я такое – без корабля?