Евграф Жданко - Сочинения. Поэмы

Минута, две, ещё минута…
Виски пульсируют от боли…
Мысль ускользает почему-то,
Во рту горчит и привкус соли…
Всё тело ломит, как на дыбе,
Озноб – нет слов, чтоб передать…
Прильнув щекой к торчащей глыбе,
Пётр попытался всё же встать.

Не тут-то было, ноги-руки
Не очень слушались беднягу;
Превозмогая стойко муки,
Кой-как, хватаясь за корягу,
Он принял положенье «стоя»
И так – ещё минуты две,
Пока мозги от разнобоя
Освобождались в голове.

«Где я и сколько провалялся
В лесу без памяти? И что же?
До Дуни так и не добрался…
Да и работа… Нет, негоже
Так запускать дела в отключке,
Пора скотину прививать.
Не уложусь – начнутся взбучки,
Пойдут стыдить, критиковать…».

Вот так прикинув перспективу,
Пётр Василевский по тропинке
Заохал кверху, к коллективу,
К любимой в общем-то скотинке,
К привычным дням по разнарядке,
Когда решают всё за нас…
Но что-то с сердцем: точно схватки,
Как будто всё в последний раз.

• • • • • • • • • •

В изрядной мере потрясённый
Пред ним открывшейся картиной,
Стоит герой наш и суконный
Картуз снимает с глупой миной
И чешет маковку, желая
Понять, что – правда, что – мираж.
Но в чём же дело, и какая
Картина эта, в чём пассаж?

Где налитыми колосками
Ржаное поле колыхалось —
Пустырь, заросший сорняками,
Хлебов в помине не осталось;
Прогнивших дисков от сцепленья
Скучают груды тут и там;
Цепей разрозненные звенья,
Истлевший тент и прочий хлам…

«Вот так петрушка, снится, что ли?» —
Подумал Петя и трусцою —
Туда-сюда, и в лес, и в поле;
И под кустом, и под сосною
Он мотоцикл свой суетливо
Давай искать, ругаясь вслух.
Но тщетно всё: кругом крапива,
Бурьян высокий да лопух.

«До фермы надо бы хоть пёхом,
Но побыстрее мне добраться,
А там-то все вопросы чохом
Уж как-нибудь, да разрешатся», —
Смекнул Петруша, огляделся
И зашагал во весь опор
Туда, где вроде бы виднелся
Знакомый с детства скотный двор.

• • • • • • • • • •

Каким гнетущим запустеньем
Петрушу встретили постройки,
Что наполнялись оживленьем
Ещё вчера во время дойки:
Лишь развороченные стойла,
Остатки сгнивших половиц
Да два корыта из-под пойла;
На всём помёт мышей и птиц.

В углах – обрывки паутины,
Опоры с признаками тлена;
Кой-где завалы из мякины
И унавоженного сена.
И запах плесени подвальной
Повис в пространстве нежилом —
Как символ смены вех тотальной
И веры, пущенной на слом.

«Ну что ж, пройдёмся до усадьбы,
Посмотрим, там что приключилось.
Эх, что-то тошно, пожевать бы.
А Дуня, видно, не ложилась…».
И, поднимая клубы пыли,
Пётр двинул в сторону холмов,
Чьи склоны густо облепили
С полсотни стареньких домов.

Пустынны улицы посёлка,
Людьми кишевшие, бывало;
Из рощи вырулила тёлка,
Прошла степенно и пропала.
И снова тихо, как в пещере,
И жизнь надолго замерла…
«Коровы есть по крайней мере, —
Петро подумал. – Во дела!».

Покрыв до центра по проулку
С полкилометра расстоянья,
Пётр завершил свою прогулку
У двери каменного зданья,
Что было, помнится, конторой
Совхоза «Ленинский закал»,
Дорожку тайную к которой
С известных пор Петруша знал.

(Его Авдотья счетоводом
Уж с год работала в конторе,
Сводила днём приход с расходом,
По вечерам же пела в хоре;
Не отличалась нравом строгим
И потаскушкою слыла.
Слыла, но всё ж, на зависть многим,
Зазнобой Петиной была.)

…И снова сердцу неуютно,
В груди тревога всколыхнулась;
И наконец догадка смутно
В мозгу усталом шевельнулась:
«А в той ли жизни я очнулся,
И сам я тот ли, что в овраг
Вчера с тропинки навернулся
И ночь провёл среди коряг?..».

Всё говорит о перемене:
И дверь какая-то другая;
Иначе выглядят ступени,
На что-то как бы намекая;
Иная окон расстановка,
И флаг какой-то не такой,
И Ленин как-то так неловко
Стоит с протянутой рукой.

Да и табличка, что при входе,
Способна вызвать удивленье,
Вопрос иль что-то в этом роде,
А может, даже и сомненье:
«АО» и дальше – словно кочки:
«Захламскконсервмясомолпрод».
Прочёл герой наш эти строчки
И встал как пень, разинув рот.

Вот так стоял бы он в печали
И с чувством слабости в коленях,
Когда б шаги не прозвучали
На обвалившихся ступенях:
Мужик седой уж было взялся
За ручку двери, чтоб войти,
Но замер, точно растерялся,
Увидев пропасть на пути.

Седой мужик тот как-то странно
Взглянул на нашего беднягу
(так смотрят все, когда нежданно,
к примеру, влезут в передрягу),
За грудь схватился, будто лихо
Там стало сердцу, и в косяк
Плечом упёршись, молвил тихо:
«Петь… Вась… Петруха… как же так…».

На фоне тех людских остатков,
Что сохранились здесь доныне,
Иван Ефимович Придатков
Был как цветок среди полыни
(в том смысле, что в среде подобных
был бесподобный экземпляр,
беззлобный голос в сонме злобных
или еврей в толпе татар).

Столь «беспросветных» доброхотов
К нам в мир нечасто посылают.
Но в пору смут, переворотов
И войн (кто пережил, те знают)
Всем распрощавшимся с надеждой
В пути встречается такой:
Снабдит и хлебом и одеждой,
А может, даст совет какой.

Приехав фельдшером кудрявым
С дипломом новеньким в кармане
(в тот самый год, когда лукавым
вторым был свергнут первый в клане),
Прижился Ваня понемногу
В совхозе «Ленинский закал»,
Осел, женился, слава богу,
Детишек справных нарожал.

Так и прошло неспешно время,
И нет уж прежнего задора,
И уж блестит на солнце темя,
И внуку в армию уж скоро,
И «Знак Почёта» есть в шкатулке,
И ставят школьникам в пример,
И домик свой стоит в проулке,
И сам Иван – пенсионер.

Всё так, но в дни, что послужили
Началом нашему рассказу,
Иван с Петром знакомы были,
Сошлись друг с другом как-то сразу:
Парням – за двадцать, неженаты,
И внешне оба – молодцы,
За год до этого – солдаты,
Теперь же – сельские спецы.

Работу делали прилично
И трезво, что немаловажно,
По вечерам же, как обычно,
Шли в клуб на танцы, эпатажно
Там не вели себя и к местным
Девчатам лазали тайком…
И каждый слыл и интересным,
И перспективным женихом.

Всё хорошо б, и жить бы стало
С годами, может, потеплее,
Судьба бы, может, подобрала
Расклад получше, посветлее,
Когда б близ хутора Кульчевский
Не приключилась раз беда:
Пропал Петруха Василевский,
Пропал без всякого следа!