Илья Бровтман - Эстафета любви

В палатах царских скучно не бывало.
Уже никто о смутных временах
Не вспоминал, и времени немало
Царь проводил в забавах и пирах.

Большой знаток охоты соколиной,
Был молод царь, румян и полон сил.
Ел сытно, пил изысканные вина,
А постный день в молитвах проводил.

В простой рубахе, стоя на коленях,
Три дня в неделю он поклоны бьёт.
За кроткий нрав и истовость моления
Его «Тишайшим» называл народ.

Но не был тихим он в делах державных.
За время царства даже пядь земли
Не потерял, и от викторий славных
Страдали иноземцы короли.

И подданные тоже жили в страхе.
Боялся православный человек
Не Господа, а дыбы или плахи
В раскольный и мятежный этот век.

Он не умел по-тихому любиться,
И в плотских неуёмен был страстях.
Душой и телом крепкая царица
Его была всё время на сносях.

Двенадцать раз её хранила вера,
И дюжину детей послала в дар.
В тринадцатый, во власти Люцифера,
Несчастную спалил родильный жар.

Был в трауре, молитвах и кручине
Царь целый год, но за спиной скопца
Жизнь продолжалась в женской половине
Огромного кремлёвского дворца.

Оставила усопшая царица
Без дела свиту. Вот уж целый год
Промаялись несчастные девицы
Не зная, что их в жизни дальше ждёт.

Будь в вотчинах они своих боярских,
Давно бы замуж выдали отцы.
А нынче из мужчин в чертогах царских
Лишь стольники к ним вхожи и стрельцы.

Жизнь пробегает. Плоть из сарафанов
На волю рвётся. Расплести б косу.
И хочется пока лицо румяно
Дарить кому-то нежность и красу.

Девиц забытых от случайных связей
Берёг пока что милостивый Бог.
Одной из них вдруг стольник долговязый
На душу неприкаянную лёг.

Он статен был и леп. Дрожа от страсти,
Забыв, что он женат, детей не счесть,
В ненастный день у Демона во власти
Доверила ему девичью честь.

Для девушек такое увлечение
Несёт порой не счастье, а беду.
Они желают райских наслаждений,
Но черти жарят за грехи в аду.

Обидно если разочарование
Амуров ожидает на пути.
От первого короткого свиданья
Девица умудрилась понести.

Не получив ни капли наслаждения,
Сгубив свою девичью честь зазря,
И оказавшись в трудном положении,
Она решилась попросить царя,

Чтоб к батюшке родному из столицы
В далёкое имение сослал.
Для этого отважилась девица
Явиться для поклона в тронный зал.

Присутствующие притихли сразу
И ждали, что разгневается он
На этакую дерзость – без приказа
Явиться к самодержцу на поклон.

В поклоне поясном застыла дева,
Касаясь, пола русою косой,
Но царь смотрел на девушку без гнева,
Сражённый небывалою красой.

Дождь сразу прекратился за оконцем.
На небе тучи расступились вмиг.
Как ясное полуденное солнце
Сиял, искрясь, её прекрасный лик.

Царь позабыл про траур и про тризну.
Весна порой приходит в ноябре.
Ростки желаний новых, новой жизни
Пробились в неприкаянном царе.

Цари быстры не только на расправу.
В мгновенье ока пройден Рубикон.
Все ахнуть не успели как любаву
Привёл к себе в опочивальню он.

Земля вращаться начала быстрее,
И было по ночам светло как днём.
А вскоре он ниспосланную фею
Держал за руку перед алтарём.

Большие чувства на высоком троне,
Взаимное влечение двоих,
Большая редкость. Клятва на иконе
Слова, когда весь мир у ног твоих.

Непросто обладателю короны,
Познавшему немало женских тел,
Стать на колени перед Купидоном
И быть рабом его любовных стрел.

Двору и люду было чем дивиться.
Такого чуда не бывало встарь.
На склоне лет в прекрасную девицу,
Как отрок юный вдруг влюбился царь.

Он шёпот сплетен, новости сороки
Ценил не больше медного гроша,
Когда принёс им аист раньше срока
Крикливого, по-царски, крепыша.

В ней не было укора или злобы,
Когда царица гордо как орёл,
На сотника смотрела исподлобья,
Который яства подавал на стол.

Секрета нет, что наша жизнь – качели.
Как только ты обрёл значимый вес,
Тебя он тянет вниз, и вдруг взлетели,
Сидящие, напротив, до небес.

А тот, кто наверху на всех взирает,
Сиянием своих надменных глаз,
Как на букашек. Он не понимает,
Что просто не настал падения час.

Они бы не поверили ворожке,
Поведавшей о том, что на пути,
Пересекутся часто их дорожки.
Да так, что их вовек не расплести.

Тогда ещё не ведала царица
Того, что царь, измученный войной,
С тремя детьми оставив голубицу,
Отправится навеки в мир иной.

Настанет время сотнику в столице
Подняться до невиданных небес.
Страною мудро править, а царица
С детьми уедет за дремучий лес.

Держава словно конь, на нём гарцуя,
Седок не должен быть суров и груб.
Чем надевать серебреную сбрую
Не лучше ль накормить, почистить круп?

Вот так и сотник вёл коня по свету,
Заботясь о любимом скакуне.
Не запрягал в тяжёлую карету,
Считая, что их много в табуне.

Не обижая плетью или шпорой,
На сытом жеребце вперёд скакал.
Но почему-то ропот и укоры
От челяди не поротой слыхал.

Пока никто не смог решить задачу,
Зачем народу нужен звон меча?
Так скучно людям на земле без плача.
Ласкает слух и спину свист бича.

Так думал сотник, сидя возле трона,
И силился державой управлять
Так, чтоб никто не мог услышать стона,
И видел от владыки благодать.

Но странный мир. Чем меньше гнёт престола,
Чем жизнь привольней и сытнее люд,
Тем больше было смуты и крамолы.
Спине холопа видно нужен кнут.

К добру и правде мало интереса.
Одна дорога ярке на алтарь.
А в это время в горнице за лесом
Входил в лета и силу юный царь.

Страна – кобыла, позабыв про негу,
Покой и сытость, стала злее пса.
Впрягая в непосильную телегу,
Царь не подкинет сена и овса.

Настало время ввысь взлететь царице.
Немилосерден тот, кто вверх летит.
И сотника подальше из столицы
Отправят в дальний заполярный скит.