Татьяна Батурина - Аквамарин

Молчат ночные циферблаты
В ладошках вечности
Про обретенья и утраты,
Про горечь верности.

Но вот мелькнуло в глубине
Аквамариновой:
– Который час? – и на черте
На паутиновой,
Да на холстиновой,
На стеариновой
Цифирь рассвета столь темна,
Неумолимая!
– Который час?..

Уж не видна
Душа любимая.

На ледовом, на каменном сломе зимы
В талом свете её минованья
Март малюет в снегах голубые дымы –
Как туманны его малеванья!

И печалит, и радует дымная синь,
Отчего в ней такая услада?
Иль распутица водит бездомных разинь
По околице райского сада?

Голубые дымы – это марта молва
О замёрзших, забытых, заблудших
В окаянной зиме, это сон одновá
О возлюбленных, истинных, лучших…

Не о нас ли?
Так, стало быть, умерли мы…
Кто же это глядит с отдаленья,
Как блуждают в снегах голубые дымы?
Кто сияет в дыму обомленья?

Негаданно, наивно и свободно
В мой дом вошла пленительная весть,
Присела и, боясь, что неугодна,
Прижала руку к сердцу: это здесь!

Не слушаю, сердясь и обмирая,
Страшусь разбить незримое стекло
Между двумя ревнивыми мирами:
В одном студёно, а в другом тепло.

Увы!
Напрасно сладостные грёзы
Устраивают скинию в душе
И расточают жертвенные слёзы:
О самом лучшем плакала уже.

Веял негой голубиной
Вкруг любимой:
– Я целую этот вечер,
Эти плечи…

А любовь к нему клонилась –
Как молилась:
– Милый, милый, не оставлю,
Не ославлю…

Вечным светом из былого
Дорогого
Веет вечер поцелуйный,
Аллилуйный…

Есть у меня в Калмыкии оазис,
Лишь добреду – валюсь пред древом ниц
И только произнесть хочу: «Тамáрикс»,
Как непременно слышу: «Тамарикс».

Цветы имён настолько соименны,
Что их соединяющий дефис –
И сам цветок!
Коленопреклоненно
Произношу: «Тамáрикс-тамарикс».

Под кроной света Божьего растенья
Узор прохлады ветрен и лучист,
И в эту негу светодуновенья
Слетает сердце плавно, словно лист.

Усладно чую: впитывает шелест
Смиренного терпения земли,
А память вопрошает: не вотще ли
Мной так любимы странствия мои?

Зачем они соперничают с домом?
Его неволя – лучшая из воль…
Неуж душа чаруется фантомом
Дороги?
Но доколь ещё, доколь?

Фантом?
О нет!
А птицам петь на воле
Доколе, сердцу грезить новиной
И расцветать тамáриксу доколе
Средь вольницы Калмыкии степной?

Тамáрикс мой!
Ужели я смогу
Забыть мгновенья, прожитые нами?
Ужель о том когда-нибудь солгу,
Увлечена иными временами?
Я даже с ритма сбилась, словно весть
Сердечная, настигнутая болью.
Я – иль зелёно-розовая ветвь
Тамáрикса, пронзённого любовью?..

Любовь меня приблизила к земле,
О солнце мне теперь не уколоться:
Свет из окна, ликующий во мгле,
И ласковее, и слепее солнца.

Пускай того, кто весел и горяч,
Былая боль утешно успокоит!
А мой любимый, мой вселенский плач?
Да он и вздоха тайного не стоит

Собаки доброй, втиснувшей свой нос
В тепло между перчаткой и ладонью!
И входит в душу медленно, вразброс
Такое молодое-молодое…

Вошёл – и нахваливал беды свои,
Свою полонянку-беглянку-свободу…
Как перед прыжком в омутовую воду
Отсрочки, отсрочки прошу у любви!

Дикарских, полуночных слов соловьи,
Как вольно они потрясают пространство,
Моей одинокости спящее царство!..
Отсрочки, отсрочки прошу у любви.

Бросаю ответное слово: лови,
Нет яблока горше, нет яблока слаже,
Вовеки свежо, и невидимо даже!..
Отсрочки, отсрочки прошу у любви.

Всё просто, всё ясно, в смиренной крови
Разнеженно дышит любовное пламя –
Пред распрями дня, пред желаньем желанья
Отсрочки, отсрочки прошу у любви!

Легко это пламя и тяжко вельми,
Оно в равновесии с тягой земною.
Пред светом и тенью – пред мной и мною –
Блаженной отсрочки прошу у любви…

Горит июньской розою окно,
Но пуще пыла розы и алее
Заря пылает, так сговорено
Между зарёй и розами аллеи –

Ревнуют ко единственной, моей,
В наивности стеснительной и пылкой,
От огненной короны до корней
Мерцающей таинственною жилкой.

Извечная повадка красоты –
Сиять, о сем и не подозревая,
Ища приязни мелкой пестроты!
Но ту пугает ясность ключевая.

Я посмелее: моему окну
Отважнее лучиться рядом с розой,
Подобное случалось в старину,
Я знаю не одну метаморфозу…

Какая радостная рань!
Тмутаракань, луна, герань,
Зима бессонная, безмерная…
«Ты первая моя, ты первая!»

Какая каменная темь!
И я – не я, сквозная тень
Твердит, как будто суеверная:
«Я первая твоя, я первая!»

В другой дали, в другом давно
Посмотришь в зимнее окно:
Больной рассвет, погода скверная…
«Ты первая моя, ты первая!»

Своей гордыней потайной
Легко ты счёты свёл со мной,
Но мучит память изуверная:
«Я первая твоя, я первая!»

И время осени приспело,
И на глазах нищает сад.
Как я любви своей жалела
В тот, прошлогодний, листопад!

Хотела полного покоя,
Тепло надеялась сберечь,
Когда медлительной рукою
Листы отряхивала с плеч.

Ни одного не засушила
Меж перелистанных страниц,
А сердце друга сокрушила
Игрой полуночных ресниц.

Но, видно, тайны листопада
И мне самой не избежать,
И друг у вишенного сада
Меня недолго будет ждать –
От золотого листопада
До золотого листопада…

Ты пил меня, как воду Мирозданья,
Глубинно чуя: вечность мне сестра.
Как жертву счастью, брал мои рыданья
На белом шёлке брачного одра.

Какой наивной полнилась любовью
Светлыня полудетского чела,
Когда безгрешной девственною болью
В потусторонность юность изошла!