Василий Макеев - Казачья серьга

В любовной или в любой горячке.
От резвой славы, худой хулы
Лопух под кепку —
и все болячки
Выносит разом из головы.

В ломотной сыри, знобящей хмари
К душе медовый пойдет первач.
Шалфей и мята, иван-да-марья —
Настой целебный от неудач.

Кувшинкам в тихой вольготно речке,
Роса в садовой царит траве.
А сны святые – на русской печке,
В них мама гладит по голове…

Глядеться в речку сподручней вербе,
В глуби небесной смочив крыла.
Уж коли свято природе верим,
Расколошматим все зеркала!

Чумеет чакан, блукают блики,
Стрекозы пляшут вниз головой.
Я отражаюсь в своей Панике
Такой бессовестный и молодой!

На гулькин нос.
Но все короче дни
И пасмурней, увы, не понаслышке.
В саду заречном памятные пни
Погрызли напрочь злые муравьишки.
Знать, не к добру…
Я тоже натощак,
Отвыкнув враз от кофия и чаю,
Грызу купырь морковный,
Впрочем, смак
И сласть от детства в нем не ощущаю.
На кладбище
Средь поля,
Где спроста
Подсолнух побратался с лебедою,
Перекосило ветром ворота,
Я вздрогнул над могилой молодою.
Мой давний друг
Блестел лицом с креста
С какой-то фотокарточки кабацкой.
На черта же от кровного куста
Подался он за славою кавказской?
И дней своих
Окончил череду…
Пути и сроки неисповедимы.
И мне лежать придется в том ряду.
В той горевой, суровой и родимой…
В купырниках,
Среди садовых рос
Я рос, мужал и чувствам предавался.
И если прожил часом с гулькин нос,
За славой никуда не подавался.

Канула в омут.
В стогах притаилась.
В терпких солениях вяжет язык —
Летняя благость.
Божия милость,
О, закавыка из закавык!

Будто вовек
Не грядет бездорожье,
Стелет приметно в затишке у хат
Благость и милость
Летняя Божья
В рыжих отметинах солнечный плат.

С пылу и жару
Впору проплакать,
Чтобы жилось неизбывно-светло,
Божию милость,
Летнюю благость,
Август, впечатанный чудом в чело!

На краешке весенней ночи.
Средь звездной свары и тщеты.
Сад заморозком заморочен,
Иссильничан до черноты.

Колдун ореховые букли
В смердящий деготь обмакнул.
И одуванчики потухли,
В слезах цвет яблонь потонул.

Отпали длани винограда,
Пожух кипрей от сквозняка…
Какая тяжкая досада,
Какая долгая тоска!

Лишь ландыш стойко
в листьях грубых
В обличье девичьей любви
Исподтишка, но белозубо
Звонит в бубенчики свои!

Сколько лет, не помню уж,
тихо и сторожко
Вишенка монашенкой крепла
у окошка.

На ветвях веснушчатых
не сбивала сливки,
Лепетала ставенкам вещих снов
урывки.

Под ее накидкою часто до заката
Гулевали гулюшки, ссорились чиляга…

Но весною нынешней на глазах
окошка
С простоватой вишенкой сделалась
оплошка.

Ангел поспособствовал
или сам лукавый?
Обернулась вишенка белопенной
павой.

Всю себя до маковки светом накалила
И мою завалину пухом завалила…

Только ей, зазнобушке, даром сны
не вышли:
Ушлые воробушки поклевали вишни.

Лета тихое успение —
Третий Спас.
Все обиды и сомнения
Гаснут в нас.

И тщеславные стремления —
Про запас.
Лета тихое успение —
Третий Спас…

Я устал уже насмешничать.
Стыд крошить.
Ты пришли мне лист орешника
Для души.

Я его на скатерть ря́бую
Расстелю
И ответно накарябую.
Что люблю.

Я представлю удивление
Черных глаз…
Лета тихое успение —
Третий Спас.

Нам за вины искупление
Бог подаст.
Лета тихое успение —
Третий Спас.

Пригрелся пышный август
На солнышке Господнем.
Рябит в макушке сада
Цветная мишура.
Как славно, что не завтра
И точно – не сегодня
На легкой бричке лето
Не съедет со двора!

И то – еще вкрутую
Не сварен куст калины,
Арбузный ус казацкий
Повял, но не зачах.
И ласточки впервые
Устроили смотрины
В своих старинных фраках
На вислых проводах.

И тыква пьяной бабой
Сопит на жирной грядке,
И дыни, как телушки,
Готовы на убой.
А я опять сбираю
Потешные манатки.
А мне опять куда-то
Вдогонку за судьбой.

Немереные версты.
Дороги без возврата:
Душа то жаром пышет.
То сусликом скулит…
Ну что ж, оставим лето —
Оно не виновато —
Подремывать в покое.
Как Бог ему велит!

Столько неба, столько сини
Не встречал ни разу.
Прискакал на хворостине
Вечер синеглазый.

И за тучею зеленой
Ветреной осоки
Грезит, в лилию влюбленный,
Омут синеокий.

Меж мизинцев чистотела
С грустью неземною
Паутина прозвенела
Синею струною.

Голубой околыш крыши,
Ставенки рябые,
В материнских сенцах мыши
Шарят – голубые.

Мне в любом житейском гаме,
Стыни и тумане
Смотрят в душу васильками
Сродичи-селяне.

Нам обеты и победы
Не дороже хлеба.
Мы у жизни привереды —
Не меняем неба!

Ни гостя, ни жены…
Сверчок терзает гусли.
Давно мои штаны
На лыжах оскорузли.

Зато легко зевать
И упиваться трелью.
Но поминай как звать
Причинное веселье.

У матушки крыльцо
С печали криворото.
Укромное сенцо
Припасено с болота.

По осени бог весть
Доколе пахтать глину,
Осталось лишь засесть
Молчком за писанину.

Да из отпетых слов,
Как из дырявых рубищ,
Ни истины, ни дров,
Ни мыслей не нарубишь…

Чертов век просвистел.
Ныне в страхе и ужасе топчется.
Что страну поджидает —
Колея ли, ухабы, стезя?
У деревни работу
Увели на здоровое общество,
Но простую работу
У деревни отнять нельзя.

А деревня у общества
Растащила комбайны и сверла,
Развела кабанов
И поля с колорадским жуком.
Только масть никому из деревни
Дуром не поперла
И достаток любой достается
Крестьянским горбом.