Рита Одинокова - БОСОНОГИЕ СМЫСЛЫ. Стихи

И зацветали дни, озябшие от сна.

Наедине с собой ты был самим собою,

И плакали с тобой и солнце, и луна.

Я жадно жду, что все еще придет

Ко мне незабалованное счастье,

Раздробленное мелочью забот

На тысячу подсказок и причастий.

И в тишине, когда полмира спит

Еще в своей неслышно-сладкой дреме,

Я жду друзей, охрипших от обид,

Не признающих жизнь в дверном проёме,

Покинувших навзрыд сии места,

Где черти пляшут и таятся боги,

Где от злословья плавятся уста,

И на погост приводят все дороги.

Но даже и оттуда, где земля

Закрыта нам для выхода, и входа,

Мои друзья к себе зовут меня

И открывают двери перехода.

Мои друзья, не ведавшие, как

И почему себя от мира прячу,

Приходят вновь ко мне, как добрый знак,

Как утро, приносящее удачу.

Я от невзгод еще сильнее. Смеюсь над болью.

Смеюсь и плачу, ведь время скупо. Оно умчится.

Что суждено мне изменить в моей неволе?

Мой день, ушедший в одно мгновенье – не повторится.

Сегодня камни в меня бросали сестры и братья.

Сегодня к богу свои молитвы я обращала,

Чтоб дал мне силы не крикнуть вслед им слова проклятья,

Чтоб дал мне воли, чтоб лишь добра им я пожелала,

Что будет – будет, что было – было, а я случайно

Поймала время за хвост короткий, поверив в чудо.

Сегодня к ночи я от печали мудрее стану,

А завтра утром я про печали совсем забуду.

Спасибо, Жизнь, что ты даешь мне сил,

Уменье забывать и просыпаться снова.

Когда меня мой Бог однажды воскресил,

Я знала – почему, и приучалась к Слову.

Трепала я судьбу за гриву на ветру,

И прыгала с небес без куполов и храмов.

И оземь колесом по черному ковру

Катился красным день от ссадин и изъянов.

За горизонтом плыл закат мой запасной

К нему стекались запахи и звуки,

Тянулись ковылём из книжки записной

Сквозь чернозем протянутые руки.

– Так надо, – говорят, – без веры нет пути!

– Так надо, – говорят, – без боли нет рожденья!

Стреляйте, я стою! За гранью отчужденья.

Чтоб истинное Слово обрести.

Воронье свое откаркало

Как могло и не могло.

Что не спрятано – отплакано,

Что сгорело – наголо.

И взлетают стаей вороны

Там, где души наши жгли,

Голосуя во все стороны,

Красны воины ушли.

Холодом душа отравлена,

Лицемерьем и враньем.

Алый диск садится заревом,

И взлетает воронье.

Не лепите меня ни к друзьям, ни к врагам.

Впереди Авель, позади – Каин.

Нельзя верить протянутым вдруг рукам.

Но верю. Всегда. Всем, как правило.

Кому я нужна – рыжая?

Кому нужна – черная?

Никому – колючая, любому – легче пуха.

Да не примерная, не иконная.,

Желательно – добрая, – для поддержания духа.

Не кладите ж меня в свои ложа прокрустовы!

Не примеривайте к своим шкафам и полочкам!

Стихи мои, спрессованные до хруста,

Не сложить по цветным коробочкам!

Приукрашивайте, принаряживайте

Лучше свои хоромы под новый трон.

Кто не вписывается – отгораживайте,

Кто не вкладывается – за ворота – вон!

Я – сама по себе. Черная ли, рыжая.

Душа не окрашивается под цвет боли.

Искренно и стыдливая, и бесстыжая.

Для улицы – одинаково,

Для любящих – тем более.

Почему же в душе – за друзей страх?

И спиной обретаю жизнь в который раз.

Много нас – Каинов в Авелях,

Двухголовых здесь, много нас.

Драматическому театру «РАМС»

Я зритель. Маленький и скромный,

Не претендующий на смелость.

В партере темном размышлений —

Мне чудно ваше ремесло.

Незамечаемый лучами

Прожекторов и децибелов,

Я здесь участвую в процессе,

Переиначивая все.

Я – тишина.

Нейроны театра

Играют по своим законам:

Искать и чувствовать безумство

До самых кончиков ногтей,

Ломать привычное улыбкой,

Будить сомненьями драконов,

Простое называть великим,

И стулья превращать в детей!

Хожу за действием глаголов,

Предметы трогая глазами,

Рубахи нищих надевая,

Примеривая боль и свет.

Ведь обязательно случится

Еще не сказанное вами,

Но промелькнувшее в молчаньях,

Отождествляющих сюжет.

Иду, иду за голосами…

Но временной нагрянул сбой.

Я зритель. Я пришёл за вами.

Ушел, наполненный собой..

Не лечи свои крылья!

Зачем тебе крылья калеки?

Ни взлететь, ни парить.

Над обрывом зарю не зови!

Где-то там,

в поднебесной невидимой библиотеке

Есть заветные книги

– об искусстве, войне и любви.

Все написано кровью.

И сердце не лгало ни разу,

Удивляясь и веря,

от первого слова до Я.

Эту азбуку встречи с собой

никому не показывай!

Помолчи в тишине.

Тишиною излечишь себя.

Здесь не нужно стихов откровенных,

пейзажей и песен…

– Но весной так призывно

поют над Землей голоса!

А с бескрылой душой

говорить горько, неинтересно.

Им, несчастным, бескрылым,

не помогут взлететь небеса.

Им, несчастным, совсем невдомек

– что с горы, а что в гору,

Для бескрылых, иных,

совершенна другая краса.

Совершенства искусная сила

навряд ли им впору,

И не чудятся им неземные твои голоса.

Как ты выживешь здесь?

В этой яме и сыро, и тесно.

И прохладные руки

касаются лба, как во сне,

Чтоб не помнило сердце,

что всегда было миру известно —

Есть три книги о главном

– об искусстве, любви и войне.

Скажут: будет легко.

Уж никто потревожить не сможет.

Поглупеет сердечко

в пустой, суетной болтовне.

Не лечи свои крылья!

Останься, где счастье дороже, —

Две руки, чтобы брать,

две ноги, чтоб стоять на земле.

Закрываются веки, и боль постепенно уходит,

Исчезают сомненья, сплетая тончайшую сеть.

Ты не бойся себя!

Голубок твой, что Богу угоден…

Он успеет взлететь…

Когда ко мне серебряным дождем

Спускается божественное слово,

Я словно наполняюсь торжеством

И оживаю от его дыханья снова.

Бежит словотворение по венам,

Бурлит, несет, всё зная наперед.

Я становлюсь беременна вселенной,

В которой – стих живет!

Вы слыхали, как ноябрьской ночью

Шепчут листья на шальном ветру?

Их слова всё резче, всё короче,

Их движенья всё точней к утру,

Не страшит их хрупкостью морозной

Неизбежность на исходе дней.

Их слова нежны и осторожны,

Тем они дороже и мудрей.

Шепчут так, чтобы никто не слышал,

Им одним понятным языком.