Владимир Маталасов - Голубая дымка былого. Поэтическая подборка

Мы верили, мечтали и любили,
Прокладывали в дали звёздный путь,
По жизни сто дорог исколесили,
И не в чем нас потомкам упрекнуть…

Брикетный чай покрепче мы заварим,
Усядемся плотнее в тесный круг,
Как прежде. Тихо песенку затянем,
В карман запрятав вечный недосуг.

Пошлём, куда подальше, всё плохое,
Хорошее – оставим про запас,
Ведь жизнь прекрасна, как ничто иное.
Мы из эСэСэСэР! И в том весь сказ!

Падая, вставай,
пусть даже в кровь лицо,
Если даже в грязь,
вставай и не ропщи.
Стисни зубы, друг,
судьбе своей назло.
Всё в мире преходяще,
Поверь!
Встань —
и иди!

Собр ались мы… Немного было нас,
Раз-два, как говорится, и – обчёлся,
Но что то были, право, за друзья —
Мал золотник, да дорог: им прошёлся
Тот сонм по струнам страждущей души,
Что жаждет и страдает и смеётся,
Слова признанья рвутся изнутри:
Да пусть судьба Вам благосклонно улыбнётся!

Друг мой сердечный! В кои веки
С тобою виделись, скажи!
Ведь до сих пор души сусеки
Воспоминаньями полны
О днях минувших, незабвенных,
В седую даль ушедших лет,
Тех лет далёких, сокровенных:
То вправду ль было или нет?!

Всё было – доброе и злое,
Но это – жизнь, как не крути,
Жаль, предсказать никто не может
Нам всех превратностей судьбы.

За всё тебе, друг мой, спасибо —
Уж не сочти сего за лесть, —
За всё, что будет и что было,
За то, что ты на свете есть.

А коли что не так и сталось,
То не серчай друг, не брани
Меня – ну что уж нам осталось, —
И лихом, брат, не помяни!

Проконсультировать однажды попросила
Петра Капицу как-то фирма «Сименс-Куккерт» —
У них, у крупной, важной очень уж машины
Электродвигатель работать отказался, —
Пообещав в награду десять тысяч марок.

Пётр Леонидович машину обошёл ту,
Всю осмотрел, взял молоток, ну, а потом уж
По коренному им подшипнику как ахнет,
Прицельно этак, с нашим «здорово живёте»,
Мотор на радость «Сименс-Куккерт» заработал.

Всё очень просто! Только хитрой этой фирме
Таких большущих денег стало очень жалко,
И попросила тут она Петра Капицу
На ту удачно проведённую работу
Собственноручно калькуляцию составить.

Как джентльмен он этой фирме не перечил,
Но так составил калькуляцию, что всё же
Тот гонорар пришлось ей выплатить Капице.

А написал он в ней всего-то пару строчек:
«За молотка удар – одна всего лишь марка,
За то что знал кудА ударить – остальное!»

По мостовой шагал мужчина
В пенсне и с п ортфелем в руках
Держался он весьма солидно,
Но было видно, дело – швах.

Завидев дом, шаги прибавил,
Нырнул за угол вожделен,
Но долго ждать себя заставил
И… чародейкой взят был в плен.

Хоть велика ты роль соблазна,
Терпенью всякому – кранты!
Интеллигент тот, сообразно,
Сухим не вышел из воды.

Край тополино-берёзовый,
Край до конца неизведанный,
Дарящий миг откровения,
Вдруг светотенями памяти
Вспыхнет, мелькнув чресполосицей
В дальних глубинах сознания.

Край васильково-ромашковый,
Компасом жизни отмеченный,
Струнами неба вознесшийся
К дивным рассветам малиновым,
Флёром сребристым подёрнутым,
Грезится в снах упоительных..

Край соловьиный, восторженный —
Праздник души восхитительный, —
К первоистокам начал своих
Узкой тропой потаённою
Вновь возвращаюсь, чтоб встретиться
С детством своим заблудившимся.

Край, что самарской сторонкою
Зван, люб взахлёб, до беспамятства.
Лёгкою тенью причудливой
Тонкою струйкой живительной
Вдруг обернусь, иль окутаюсь
Дымкою призрачной прошлого.

В два этажа коммуналка. Балкон.
Там, в глубине его, девочка Рита.
Бойко звучит её аккордеон.
«Брызги шампанского»,
«Ночь», «Компарсита».

Ближе к перилам ступает она,
Лик вдохновенной улыбкой сияет,
Ну, а напротив, внизу – пацанва
Вмиг про дворовый футбол забывает.

Рты – в растопырку, враспашку – глаза,
Уши – вразлёт, вся и всем восхищаясь.
Девочка Рита творит чудеса,
Клавиш едва регистровых касаясь.

Боже! Как счастливы были тогда
Мы – бесшабашного племени-рода, —
Дружбой повязанная детвора
Первого, послевоенного года…

Ночью приснилось: в простом неглиже
Девочка Рита, с седой головою,
Та, что жила на втором этаже,
Издали мне помахала рукою.

Мы вышли из боя. Разорван был круг.
Пот градом. В пыли. Сердца яростный стук.
Пропахшие порохом. Нерв, что струна.
Ни чёрт был не страшен, ни сам сатана.

Удар был нежданным. Он был – штыковой.
Прорвались. Все живы. «Ребята! Отбой!»…
А в небе мерцающих звёзд хоровод.
В ночи растворился десантников взвод.

Где те края, где те углы
Того большого камня?
Искал упорно, но – увы!
Уйдя в сень мирозданья,
Лишь только так осмыслить смог:
Его существованье
Придумать разум нам помог
Поступкам в оправданье.

Друг, помни, ты – мишень
на линии огня,
Под чётко выверенным,
снайперским прицелом.
Да будет крепче
твоей совести броня!
Не стоит делать, брат,
стерню своим уделом.

Лёт быстрый времени —
«парфянская стрела»,
Магистр возмездия,
что метит прямо в сердце,
Бьёт наповал. Не дрогнешь,
честь тебе, хвала,
А нет, уйди, и за собой
захлопни дверцу.

Засн ежило пути-дороги вьюжными метелями,
Соткал мороз на окнах дивный, вычурный узор.
В трубе каминной «ухает» вселенскими качелями,
Ни зги не видно на дворе, куда б не кинул взор.

Впотьмах листаю старенький альбом, потёртый временем,
И в лабиринтах памяти блуждаю наяву.
Имён и судеб прошлого отягощённый бременем,
На что-то всё ещё надеюсь, всё чего-то жду.

Годами припорошенные фото пожелтевшие,
В них всё, что сердцу дорого, исчезло, без следа —
И вереницы образов и будни отшумевшие
Времён навеки канувших неведомо куда.

Сюжеты штрих-пунктирные, как звёздные скопления,
Дрожат в телесных пустошах, касаясь струн души.
На снимках старых ФЭДовских ловлю судьбы мгновения,
Не более, не менее… Вот блин!.. Хоть свет туши!