Сергей Васильев - Обратная перспектива

А пока ты задыхаешься в этом чужом объятье и
Возмущаешься, что кофе убежало опять
И что время, зашифрованное в распятии,
Никогда не уходит вспять.

Я, как кошка, гуляю сам по себе,
И пусть ни гроша за душой,
Я помню, Господи, о Тебе
И о том, какой Ты большой.

Бьешься, как рыба об лед, ничегошеньки не понимая,
Но одуванчик уже раскрыл белый, как смерть, парашют.
Ты идешь по жизни, зевая, кривляясь, хромая —
То ли голый король, а то ль королевский шут.

Где ты, любимая? Ты ведь была нетленной,
Была городской, а коз деревенских пасла,
Ты бы меня и от звона голодной вселенной,
И от жизни холодной, и от смерти горячей спасла.

Как порой по ночам мы бессмысленны и одиноки —
Да и впрямь от луны не дождешься ни зла, ни добра.
Белобрысая кошка доверчиво трется об ноги —
Это значит, что утро. И значит, работать пора.

Глянь, рассвет величав и светел,
И что делать теперь тебе,
Если солнце горит, как петел
На раскрашенной городьбе.

И щебечут опять синицы
Не о том, совсем не о том.
Упадет на твои ресницы
Даля вещего третий том.

Усмехнешься. Потом растает
Этот жаркий летейский лед.
Приглядишься – опять светает:
Недолет или перелет?

Цветы растут как хотят,
Даже вверх головой.
По ветру листья летят —
Вот мертвый, а вот живой.

Деревья глядят сверху вниз,
Ощупывая взглядом тьму.
Звезды падают на карниз,
Чтоб прилепиться к нему.

Но ты не печалься, друг,
Пускай над тобою чад —
Улыбнись и дождешься вдруг
Звездных ласковых ласточат.

Родина – это когда ты
Сажаешь картошку или цветы,
Нянчишь чужого ребенка и ждешь,
Когда пойдет радостный дождь.

Родина – это корова. Печаль легка,
Если парного хватает всем молока —
Ребенку, кошке, тебе, другим «дитям»,
Я их тоже никому не отдам.

Родина – это не смерть с косой,
А босая крестьянка с острой косой,
Пришедшая на луг, чтоб не брови сурьмить,
А чтоб тебя накормить.

Бывает так, что нету хлеба
И молока. Бывает так,
Что черным делается небо,
А ты от смерти в двух шагах.

Растет трава, щебечет птица —
Кто это: Заболоцкий, Блок? —
А ты, забыв с женой проститься,
Забился в темный уголок.

Неважно, кто гремит ключами
От рая, важно то вполне,
Чтоб знать, кто нам грозит ночами,
Тебе и мне, тебе и мне.

Опять октябрь и бабье лето —
Оно всегда тебе к лицу.
И юнкер Шмидт из пистолета
Стреляет в рожу подлецу.

А рыбы в лужах засыхают,
Грустят, разинув важный рот,
Они от жизни отдыхают,
А может быть, наоборот.

А жизнь – она всегда светла, но
Куда честней огонь и лед —
Живи, хорошая Светлана,
И дни, и ночи напролет.

Октябрь, однако. Одиноко
И ясеням, и карасям.
Они опять плывут на дно, как
Левиафан – и там и сям.

А рыбы тихо плыли, плыли
По Волге – плыли вверх и вниз,
То на песке, то в темном иле
Рисуя яблоко анис.

Над ними города кружились,
Кружились звезды иногда,
И рыбы гневные решились
Враз образумить города.

Они вспорхнули над волною,
Расправив грозные крыла —
И стала наша жизнь иною,
И стала светом наша мгла.

И тут, смешон и безобразен, —
Какого сделал я рожна?! —
Ушел под воду Стенька Разин,
Но выплыла его княжна.

И Пугачев, придя к вокзалам,
Сказал, что жить уже устал,
И ружья человечьим салом
Тотчас же чистить перестал.

А рыб с лохматыми хвостами
Никто не видел больше, но

Как говорят, они, местами
Жизнь поменяв и смерть, на дно

Ушли. Октябрь – и рыбам вольно
Залечь под лед, спать до весны.
А нам опять приснятся войны
И прочие пустые сны.

Живем, печаль свою не спрятав, —
Ты не сестра и я не брат.
Прекрасен город твой Саратов
И мой прекрасен Волгоград.

Пусть волжских волн угрюмы глыбы —
Мы принимаем Божий Суд.
И нас от смерти только рыбы,
Тобой воспетые, спасут.

Я помню ангелов улыбки,
Любви рассеянный улов,
Но бабочки, они как рыбки,
Нас не спасут от лживых слов.

Что остается в этой жизни?
Не ласточки, не соловьи,
А только боль к твоей отчизне
И строчки грустные твои.

Декабрьский снежок, хороший такой,
Что хочется целоваться
С деревьями, а уходить на покой
Не хочется. И куда деваться
Тебе от жизни, которой тьмы
И тьмы, и от прочей радостной кутерьмы.

Макеев, твоя лучезарна грусть,
Как Русь, как солнце на дне колодца.
Но ты живи, ты, мой друг, не трусь
О звезду декабрьскую уколоться.
Гляди, как она полыхает, звезда, —
Из солнца сделанная, не изо льда.

Изольда, Джульетта, полная слез,
Бесы в Тмутаракани,
А потом возникают Фетисов плес
И ромашки в пустом стакане.
В этом плесе всегда светла вода,
Как нигде и никогда.

Макеев, в этом закон земли,
Чтоб любить молоко и небо,
Чтоб ромашки эти нежно цвели,
Ну и немного хлеба.
А что до вечности, знаешь, она
Больно уж холодна.

Ночь, черная, как вдова,
А под ней лежат дерева,
Срубленные плотником грубым.
Звезды тихо сползают вниз
На твой деревянный карниз —
Сладко ведь ходить по трупам.

Не печалься и не проси
Счастья. Кому на Руси
Жить хорошо, известно
Не только Некрасову,
но и нам,
Улыбающимся по временам,
Плачущим повсеместно.

Пролески синее вечности. Но
Ты погляди, кто глядит в окно,
Ресницы твои листая —
Не звезды дикие, не луна
Домашняя, нежнее льна,
А птиц угрюмая стая.