Олег Паршев - Солночь. Книга стихов

Вот уж скоро месяц ангелы полощут,

Чистят, отмывают поднебесный свод.

Я гляжу с балкона на фонтан и площадь.

В городе уныло. Сверху так и льёт.

Ни весной, ни летом небо не стирали.

И оно тускнеет, словно серый кит.

К ноябрю – не знаю… Справятся едва ли.

Лишь к зиме, пожалуй, небо заблестит.

Ангелам привычно. Трут себе исправно.

Утром – по фрагменту, ночью целиком.

К вечеру посмотрят – вроде б, вышло славно.

Ну, ещё немножко – звёздным порошком.

К Рождеству, конечно, будет всё в порядке:

Ветры – шелковисты, тучки – завиты.

Разольётся святость, а потом украдкой

Поплывут над нами синие киты.

Чем пахнет город? Гарью стылой,

Шершавой тенью кирпичей,

Кривой улыбкой сытой Сциллы,

Лучом, уснувшим на плече,

Бегущей строчкой дальних тучек,

Озябшей звёздною пыльцой,

Зимой – дремучей, неминучей,

Весной – упавшей на лицо…

Но сколько б ни перечислял я,

Не рассказать мне никогда

Как пахнут злобой и печалью,

Войною, пеплом, стоном, сталью

Разрушенные города.

День, извиваясь, вползает в уставший закат,

В штрихкоде дождя лбом пробивая бреши.

Месяц подставил ладони под звездопад.

Мы спускаемся к морю тропою черешен.

Окликает прохожий леший: нет ли у вас сигарет?

Берёт пару (ещё для знакомой ундины).

Сквозь него можно смотреть на свет

И видеть пиратские бригантины.

Чайки передают эстафету летучим мышам.

Мы идём шуршащей кромкой прибоя.

Ты говоришь, что время не разменять по грошам,

А я сегодня – точь-в-точь – молчание гобоя.

– Лучше глянь, – бурчу я, отвечая на твой укор, —

Как свободны море, небо, луна и дождик далёкий.

Их воля чиста, а наша свобода – вздор!

Она похожа на бегущего диплодока.

Мы ж ею машем, словно мечом какой-то древний вестгот.

А нужен экзамен, права, как на вожденье!

Свободен же истинно тот, кто от личных свобод

Откажется без принужденья.

Ты улыбаешься и киваешь… и шепчешь: по этим пескам

Ночью ходит голодная глубоководная сколопендра…

Мы умолкаем. И сосны рассказывают облакам,

Как их прадеды сражались у мыса Тендра.

Мне – семь. Я наблюдаю облака.

Лежу на крыше на краю вселенной.

Ажурный дым не движется пока.

Небесный свод кипит – румянопенный.

Есть облака – похожи на медуз;

На кружевные юбки балерины.

Куда ж они сегодня держат курс?

К Замбези? На Курилы? В Аргентину?

Там – в облаках – каналы для воды;

По берегам – инжир и шампиньоны.

А может, не каналы, а пруды!

И рыбы в них на триста три вагона.

А вдруг там не пруды, а океан?!

Бегут в волнах пиратские фрегаты?

А если к рифам выведет туман,

То мне на крышу ссыплются дукаты.

Но капитаны твёрдою рукой

Ведут суда к затерянным атоллам —

Туда, где только грезится покой,

И никому ходить не надо в школу.

Вокруг меня бурлит волшебный мир.

(Внизу – дома, но я домов не вижу.)

Мне – семь. Сто книг зачитаны до дыр.

Одна – Под головой. Лежу на крыше…

Начальник заставы пьёт сумрачный спирт, начиная с шести утра.

На его щеках вырастает в ночь берёзовая кора.

Сбив кору топотом, он берёт автомат и, с мантрою на устах,

Идёт сквозь ветер и дождь посмотреть: как там – на дальних постах?

А на дальних постах, в запретной тиши – три боевых дрозда.

У них в арсенале – плазменный жезл и утренняя звезда.

И врагу не пробраться через заслон, пока дрозды начеку.

Я знаю, я сам когда-то служил с ними в одном полку.

На небе кто-то танцует вальс под скрипку и аккордеон.

Начальник заставы летит во мгле, как золотой грифон.

Солнце к овиди тянет луч – режет глухую тьму.

За тьмою – твой дом. Но дрозды не спят – охраняют мой путь к нему.