Терентiй Травнiкъ - Девять дорог жизни. Поэзия

Есть люди, как угли. Есть люди, как дым.
Есть люди – огонь – то дано молодым.
А всем неудачам и бедам назло
Есть люди (их мало) – те люди – тепло!

Те люди, что угли – обычно молчат
И знать ничего о других не хотят.
Живут без потребностей и без затей,
В тех людях нет почвы пока для идей.

А те, что как дым, те палятся дотла:
Метёт в этих людях азарта метла —
Транжиры и моты! Ва-банк, что ни шаг:
Душа не на месте, зарплата, кабак…
Сума да тюрьма, следом снова сума —
Живут, словно сходят и сходят с ума.

Кому же огонь подарила судьба,
Тот башни-миры, тратя деньги, возводит —
Тот знает, что может. Не может – находит,
Тому по карману всё и по зубам.

Такие меняют и пишут законы,
Им в биржах и банках бьёт челядь поклоны…
Они там, где золото выше любви,
И судят, и милуют тоже они.

Но есть те, что в пламени выжить смогли,
И жизни свои до тепла довели.
И всякому, кто обессилел от бед —
Они и тепло… и с теплом дарят Свет.
И дымные первыми, что мотыли,
И люди огня, и люди-угли,
Забросив обеты скупые свои,
Стремятся на свет:
не на свет, а к Любви!

И не много, и не мало
Мне – всё в пору и как раз:
И работа, и усталость,
И отсид, и перепляс.

Пусть загад не удавался,
Но старался так брать вес,
Чтобы с первого абзаца
Вызывало б интерес.

«Что упало, то – пропало:
Так, не падай, а держись.
На попутную усталость
И на скуку не ведись», —

Мне советовал приятель.
Я же слушал и молчал,
Видно вырос знаменатель,
А числитель жизни сдал.

Потому как всё проходит,
Что однажды началось.
Извинтажное – не в моде,
А коль так, тогда и брось!

Время в каст поставить камни,
Что разбрасывал тогда.
Заколоченные ставни,
В полускрутке провода

Требуют с меня покинуть
Это место, сдать билет:
Жизнь во власти карантина,
Что кур в ощипе, поэт.

Но похоже, что не знаешь
Этих правил ты совсем,
Потому не прибегаешь
К тонкозвучиям фонем…

Потому что ты один,
Как ничейный фотоснимок;
Потому как среди вин
Есть и то, что для поминок.

Потому как скуден цвет
У привычного пейзажа,
Потому как стар сюжет
И приелся вкус конфет,
И не ново всё, что скажешь,
Что подумаешь, что встретишь,
Галкой на полях отметишь
Или извлечёшь с улова:
Всё не ново,
всё – не ново…

И это, и это, и это, и то…
И те, и вот эти, и эта, и этот —
С таким начинают создание строк
Попальцевым счетом простые поэты…

А те, что сложней, что привыкли сперва
Подбросить монету, потом только спорить,
Те долго шлифуют шептаньем слова,
Забыв, что состав слова огнеупорен.

Есть снобы, что корень берут из фрактур,
Приставку – из миттеля, суффикс – из гарта.
Поэзия стерпит и фарс, и гламур,
И ряженых из показного поп-арта.

Поэзия стерпит всё, лишь бы душа
Не выдохлась от чересчура сплошного.
Чтоб только не вздумала б тайно сбежать
Из тела, как ключник из барского дома.

Поэзия выкормит, если на то
Пошло, как волчица без торга и мена —
Вскормила двух братьев, но горек итог:
Не Ромул ли Каин для Авеля – Рема?

Но речь не об этом сейчас, но о тех,
Кто к слову, что к млеку, тянулся с рожденья;
Кто искоренял словом вызревший грех,
Кто словом вымаливал сердце из тленья.

Кто эти, молчащие наперебой,
Явленные к мукам земным страстотерпцы?
Известно, что словом их правит любовь
И то, что у них светоносное сердце.

И если когда-нибудь встретитесь вы
С особо помеченными позывными:
Звенящею нотой тугой тетивы,
Невообразимым полетом стрелы,
То может быть так, что вы встретились с ними!

О них не говорят стихи —
Стихи живут и дышат ими!

То, как она стихи писала —
Он не любил, но позволял
Ему читать – она читала,
А потому он это знал:

Как выглядят её томленья,
Её капризы и сомненье,
Чем опечалена она,
Растрогана, удивлена —

Всё полагалось ей на лист
Тетрадный… И из переплёта
Так, словно бы из-за кулис,
С углов, подёрнутых тенётой,

Минуя шутовство похвал
Написанное вынимала
Она, и он ей позволял
Ему читать – она читала…

И в этом полунаслажденье,
Полунамёке наконец —
Угадывалась, без сомненья,
Природа любящих сердец.

Всё было мило и уютно.
Там, где обычно мир да лад —
Судейство шалостей дебютных
Снисходит даже до наград.

И он, дослушав, улыбался,
Прося её читать ещё,
А сам, едва заметно, щёк
Её румянцем любовался…

Скоро затянет туманом поля,
Беложемчужным осенним туманом.
С детства хотелось мне стать капитаном,
С детства мечтал я коснутся руля.

Встану утрами я рано-прерано,
В час, когда плещется в алом земля.
Знаю, что ждут своего капитана
Эти туманы и эти поля.

Выверну румпель и выставлю к югу:
На воду вёсла! – и бот поплывёт.
К землям невиданным выстрою стругу —
Тридцать шесть кабельтов: полный вперёд!

Ветер солёный несут океаны,
Путь указует отважный бушприт.
С детства мечталось мне стать капитаном —
С детства мне снится большой синий кит.

Так каждый год по туманам осенним
В плаванье шёл я удобства призрев,
И проходил я ступень за ступенью
Рифов коварство и пение дев.

Сколько земель неизведанных, новых
Я повидал огибая поля,
Но отдаю без сомненья швартовы…
Край мой диковинный, край мой сосновый —
Жить не могу и любить без тебя!

Ты о сердце не думай – оно выше дум,
Оно глубже, чем ты это можешь представить.
Оно видит насквозь твои совесть и ум,
Оно знает твои исключенья из правил.

Ты о сердце не думай: устроено так,
Чтоб без отдыха сердце работать умело,
Чтоб пред Духом ты был и доступен, и наг
И несло б твою душу бессмертную тело.

Ты о сердце не думай – ты только молись
За него, чтоб силенок сердечку хватило,
Чтоб хватило любви и тепла, окажись,
Ты с душою и телом у самой могилы.