Владимир Ильичев (Сквер) - Из мусорного века – рапортую…

Откуда мне знать о фактической форме Земли?
Не верить же данным науки, похожим на картридж —
таких сменных картриджей тонну на склад завезли.
Ворона, молчать! Не поешь, если что-нибудь каркнешь.

Я думаю, формой Земля – как моя голова,
способная мыслить изящно, нейтрально и плоско.
Моя голова не нова, но бывает права.
Ворона, молчать! Не рискуй, сыра нынче – полоска.

Мне, в общем-то, ближе концепция гаммы чудес,
а формы чудес интересны постольку-поскольку,
но в мире цветов наблюдаю сплошной лепестец…
Ворона, молчать! Разрядись, потанцуй с дятлом польку.

Ворона, танцуй не танцуй, но я движусь туда,
откуда никто не вернулся к твоей сыроварне.
А ты ради сырных голов возвела города
с богами, царями, рабами и прочими барби.

Глотай, паразитка, полоску. И можешь базлать
о том, как страдает от внешних врагов производство.
А я перешлю тебе тридцать второго числа
домашнего тофу, лисой, что чудесно и просто!

Не подливайте мне вина,
я всё равно не стану пьян —
моя душа была пьяна,
пока я сам хватал стакан.

Не подливайте мне вина
ни в сок, ни в морс, ни в лимонад,
иначе вылью имена,
поддатый тем, что не поддат.

Не подливайте мне вина,
я насмотрелся на себя —
нашлась такая сторона,
с которой смотришь – не тупя.

Не подливайте мне вина,
я слишком долго с вами пил,
узнал, что значит глубина,
успел сравнить с волнами ил.

Не подливайте мне вина:
ночь заменима ясным днём
не потому, что ночь вредна,
а потому, что днём живём!

Закутываясь в опыт многих зим,
ты начал представлять себя с клюкой.
Зашёл за батарейкой в магазин…
А выйдя… встретил школьную любовь.

Поверил – не поверил, что она
такая же, как там, в былой стране,
где, собственно, твоей была страна,
а сложности – твоими не вполне.

Несложно в тайнике своей души,
буквально предназначенном для тайн,
беречь пейзаж заснеженных вершин
из фотоаппарата «Снеготай».

Ну, то есть, было всё в твоей душе,
хотя любовь не знала о любви —
тогда, во времена программы «Джем»,
и далее, в эпоху MTV.

И зря сейчас поведаешь ты ей,
о том, что «был готов – всегда готов»,
но фотоаппараты «Снеговей»
легки на съёмку тающих снегов.

Ты вновь пойдёшь совсем другим путём,
не думая о найденном жалеть.
А дом на фоне гор… мечтанный дом,
обычное альпийское шале.

Кому-то зимовать привычно в нём,
встречая соком новые года.
Давайте, мистер икс, тогда плеснём
ещё… за это самое «тогда»!

Здесь всё особое. Здесь Тютчева френдзона.
Здесь чемпион высок без выхода в зенит.
А попроси гребенщиковского гарсона
узнать, в чём соль – пожмёт плечами: «Сам смекни».

Здесь год за годом ремонтируют дороги,
совсем не думая – куда они ведут.
А если делать капитально, то мороки
не оберёшься, и не купишь соли пуд.

Здесь не магнитятся пятёрочки к магнитам,
но – примыкают, голь на выдумку хитра.
А в целом – рай… Жаль, нет Остапа с Ипполитом —
просить и требовать зарплату в номера.

Здесь пацана ведут за кражу шоколадки
во тьму несладкую – закон, мол, есть закон.
А для ведущих пацанов – что, взятки гладки?
Да, это норма. Как песочек взять совком.

Здесь мало места музыкантам и актёрам.
На сцене – хамы, хамы наглостью сильны.
А после рюмки под пельмешек с хренодёром —
жлобы на гениев похожи со спины.

Здесь все воюют друг за друга, в перспективе,
в ретроспективе – могут даже повторить.
А что друг друга топят в подлости и в пиве,
так это ж с Киевского только гопари.

Здесь раскомандовался маршал без погонов,
раздухарился, типа «Плохо – уезжай!»
А мне о том и этом шепчет здесь погода.
Братан, уеду. В край родной. Как Джон Джандай.

Надоели кагалища грешниц…
Дайте праведниц, что ли, чуть-чуть.
Чтобы – руки у них, а не клешни.
Чтобы смыслом прикрытая суть.
Чтобы души у них, а не сумки
изо льда крокодиловых слёз.
Чтобы всё как на детском рисунке.
Чтобы чувства – не пена, а плёс.
Да не тот, где на омуте омут,
где не принято славить зарю.
Дайте праведниц, дайте не к дому,
просто дайте, я сам рассмотрю.
Что же грешнице делать, коль скоро
vip-клиент перестал ей башлять?
На пейзажи смотри с косогора,
вспоминая, как выглядит Мать!
И пускай упыри-сутенёры
навтирали паскудства Земле —
постепенно очистятся поры,
лишь бы дальше нам жить не во зле.

Кому-то когда-то в стихах не понравился… уж,
с кивка началась на безвредного гада охота.
В газетах раскаркались утки, что уж неуклюж —
себя почитая богами богов отчего-то.

А уж, между тем, был всегда расторопен и скор,
в любой непроглядной строке находил чем заняться.
Но боги решили: способность подобная – вздор.
Приказы пошли – осмеять, мол – ни кожи, ни мяса.

Не стало ужа с той поры в безупречной Москве —
ему (если б только ему) перекрыли там воздух.
Не стало ужа в кристаллически чистой Неве.
Швырнули его в неизвестность галактик промозглых.

Но крякнула экосистема, сегмент потеряв,
стал мир неуклюжим – от места до времени суток.
Одумались люди, кого-то в сердцах матеря.
Вернули ужа. И открыли охоту на уток.

Прощение уток случилось намного поздней,
поскольку они разучились не каркать в газетах,
лишая нормальных людей и ужа новостей…
Уж даже не помню, спроста ли прощается это.

Мы все сдаём экзамен
по дисциплине «Жизнь»,
под круглыми часами,
в космической тиши…

Здесь препод разрешает
подсказки разных форм,
но в темах нужно шарить,
иначе – выйдешь вон.

А в темах – ложь и правда,
их надо понимать,
местами – знать, кто автор,
а кто трактатный тать.

Мы понимаем в стиле,
в основах – послабей,
поскольку запустили
историю людей.