Александра Семенова - Там, где лето. Аметист

– Вот кто нас спасет, вот кто нас спасет, – бормотал я, набирая домашний номер Елены Петровны Климович, пожилого опытнейшего корректора.

– А бабушка уехала в дом отдыха до сентября! – ответил мне звонкий детский голос, и я еле успел нажать сброс, прежде чем смачно и нецензурно выругался.

Все. Это провал.

Я опустился в кресло, взъерошил волосы и подпер голову руками, уставившись в талмуд распечатки нового Успенского. Ну конечно, пожалуйста, – опечатка уже на титуле! «Прикючения…». «Прикючения», бля! Я представляю, что там дальше… Что же делать, что же делать…

Вдруг мне показалось, что мой локоть, стоящий на стопке распечатки, приподняла какая-то сила. Что за… Ооо, дорогой… Перегрелся окончательно. Я рывком ослабил галстук, на пол полетели пуговицы сорочки, вскочил, бросился к умывальнику, засунул под него голову. Нихрена не спасает вентилятор, только бумагу все время гоняет. А начальство все жилится на кондей, мать его.

Сел обратно и уставился на распечатку. Спустя 20 секунд толща страниц снова приподнялась. Нет, дело дрянь. Скорую, что ли, вызыв…

Из распечатки – мама дорогая – показалась зеленая… лапка?! Так и есть! А вслед за ней и ее обладатель… знакомая коричневая шляпа, терракотовый плащ. Нет, как это возможно, я вас спрашиваю? Крокодил Гена!

– Многоуважаемый редактор Роман Андреевич! – заговорил он чистейшим и до боли знакомым голосом Василия Ливанова. – Вы только, пожалуйста, не пугайтесь. Но мы и на самом деле реальные. И мы весьма переживаем за сложившуюся ситуацию – очень уж нам хочется поскорее в печать уйти. Все, знаете, какое-то движение, пободрее будет. А то туда-сюда нас кидают, туда-сюда, сил нет уже никаких. Сегодня я зашел в кинотеатр с Чебурашкой, а завтра в булочную с Галей, сегодня купил три эскимо, а завтра пять. Голова кругом. В общем, мы за то, чтобы поскорее уехать в типографию. Нет-нет, я знаю, что вы хотите спросить! Но я же ученый крокодил, вы же знаете мою историю. Я прочел уйму разных книжек! Хоть сейчас экзамен по русскому сдавай! Я с удовольствием выполню вторую корректуру книги. К тому же я вижу текст, если так можно выразиться, кхм, изнутри, поэтому процесс пойдет значительно проще.

– Но… Ген… Геннадий, мне же можно вас так называть? – смотри-ка, а я был уверен, что голос ко мне так и не вернулся.

– Называйте меня Геной, Роман Андреевич. Ну какой я Геннадий? – улыбнулся крокодил.

– Хорошо, Гена. Понимаете, при всем уважении… Но там тридцать авторских листов! Даже если мы с вами ее располовиним, то все равно никак…

– Да уж, ситуация, однако… – Гена присел на краешек стопки и свесил ноги.

– А если… если позвать кого-то еще нам на помощь? Ну, из книги? – боже, что я несу? Или мне все это снится?..

– Было бы неплохо, но только кого? Обезьянку Марию Францевну? Льва Чандра? У нас же там все сплошь неучи. Так и не пошли учиться, как я ни настаивал.

– Но подождите, а как же Галя? Она же отличница!

– Галя… – крокодил закатил глаза. – Вы не читали, что ли? На сторону отдавали редактуру?

Я закивал.

– Галя ж в декрете. Только-только ушла. Ей не до корректур сейчас будет.

– В декрете… Ну и ну…

– Вот вам и «ну». Время бежит, да.

Мы замолчали.

– Слуууушайте! – вдруг встрепенулся крокодил. – Хотя… – и снова помрачнел.

– Ну же, говорите, Гена, время, время!

– Я просто подумал… А может, старуху Шапокляк попросить?

– Правда? – скептически скривился я. – А она что, ученая?

– Пффф! Обижаете, мой дорогой! Она же двадцать лет редактором пионерской газеты «Зорька» проработала.

– Да что вы говорите? Не знал…

– Да мало кто знал. Успенский скрывает. Хочет цельного образа злодейки, наверное. Она ж поэтому и пионеров ненавидит – достали они ее за столько лет.

– Понятно. Так что? Рискнем?

– Рискнем…

Гена вздохнул и приподнял лапой толщу страниц:

– Миледи!

Обернулся ко мне и смущенно произнес:

– Это мы ее так называем там, между собой, не обращайте внимания.

– Милееее-диии!

Изнутри распечатки послышался знакомый неприятный голосок:

– Мессир? Чего вам надо, старый вы хрен?

Гена снова взглянул на меня и покраснел.

– Сейчас не время, миледи. Выбирайтесь на свет божий. Тут наш завтрашний выход под угрозой.

Страницы заходили ходуном, несколько слетело на пол. Показалась небольшая изящная ножка, за ней кружевной рукав, длинный нос и только потом остальная Шапокляк.

Я, уже немного освоившийся в происходящей дурке, заискивающе прошелестел:

– Здрассьте!

– И тебе привет, касатик ты моржовый, если не шутишь, – пренебрежительно смерила меня взглядом старуха. – Ну что, запороли книжку-то, а? Профессионалы называется! Тьфу! Лодыри! Лоботрясы! С февраля у вас лежим, пылью покрываемся, а им, как всегда, одной ночи не хватает, чтобы работу до ума довести! Ну, чего не хватает? Переверстка опять?

– Нет, – убитым голосом произнес я. – Вторая корректура нужна…

– Ну это мне, положим, раз плюнуть. Я и не из таких передряг выходила. Сколько там? – Шапокляк деловито взглянула на стопку распечатки. – Тридцать?

Гена сделал мне красноречивый жест из серии «ну, что я говорил? глаз-алмаз!»

– Ага, тридцать…

– Не знаю, не знаю… Глазомер у меня уже не тот, а очки Успенский так и не выписал за столько-то лет. И вообще! Почему я должна делать вашу работу, а?

– Ну что вам стоит, миледи? – примирительно произнес Гена. – Ну чем вы там таким уже заняты, а?

– А это не ваше дело, мессир! Рептилия вы пучеглазая! Занята, не занята, а денюжек мне за это не заплатят, а значит, и дальше в рванье ходить, Успенский-то платья нового мне тоже как-то не торопится сочинить.

– Ну будет, миледи, будет! Сейчас Эдуарду Николаевичу икнется, и кто его знает, вдруг в следующей части будет апокалипсис и мы все того…

Мне показалось, что Шапокляк вздрогнула. Тон, по крайней мере, сразу изменился.

– Ладно, черт с вами. Давайте дербанить. По десять на брата? Чур, мне концовку, там самый экшен. Когда дедлайн?

– Завтра в 8 утра, – голосом гимназистки на экзамене произнес я.

– Будет готово в 6, – отрезала Шапокляк и исчезла в стопке.

Гена торжествующе посмотрел на меня:

– Ну? Что я говорил? Она вообще мировая тетя! Мы ж лучшие друзья когда-то были.

– Да ну?! – поразился я.

– А то!

– А что же тогда произошло? Вы же с самой первой части на ножах!

– Ай, да Чебурашку не поделили. Она хотела, чтобы он наравне с Лариской был ее питомцем, а мне парень понравился, и я сказал, что не допущу такого и человека из него сделаю. Вот и все, и разошлись пути-дорожки. Но видите, Роман Андреич? Настоящий друг познается в беде, не зря люди говорят. Ну, за работу. Честь имею.

И крокодил, приподняв шляпу, скрылся среди страниц.