Георгий Скрипкин - Петербургская вольница. Сборник стихов

Милый город, доброй ночи,
пусть хранят тебя огни.
Ночь лишает полномочий
все, что в свет выводят дни.
Твой огонь соединяет
разведенные мосты.
Настроение меняет,
и звучит любовный стих.
С ним премудрый Исаакий
устремляется в полет.
По Фонтанке добрым знаком
возле берега плывет.
На Ростральные колонны
с чувством важности глядит,
потому, что у колонны
факел в будни не горит.
По желанию счастливых,
он струится из окон.
От Орешка до залива
виден свет со всех сторон.

Надутые губки, глазенки блестят.
Вот-вот и покатятся слезы по щечкам.
Любимую сказку читать не хотят
про добрую Фею с игривым щеночком.

Не может ребенок без Феи заснуть.
Он много не просит, прочли бы страничку.
Но папа с ремнем отсылает ко сну,
а мама не смеет отца ограничить.

Ребенок питает подушку слезой
и все ж засыпает с любимой игрушкой.
И снится щеночек не добрый, а злой,
красивая Фея в обличии старушки.

И мечется детка в бессонном бреду.
Тревожные всхлипы в тиши раздаются.
Куда эти всхлипы его уведут?
И сможет ли он невредимым вернуться?

Я ждал любовь, явилась вьюга —
разлуки верная подруга.
Пути-дорожки замела,
печаль в сознанье занесла.
Для снега вытащил лопату,
очистил тропку до заката.
Для скуки нет таких лопат,
рифмую мысли невпопад.
А вьюга вновь стучится в двери.
Моим страданиям не верит.
Закрыл я двери на засов
и окунулся в лоно снов.
И снится мне, хозяйка вьюги
явилась в образе подруги.
Меня с мороза обняла
и в наслажденье увела.
Проснулся я от наслажденья.
Пропало чудное виденье.
Остался только вьюги вой,
как неприятный позывной.

Дай мне, боже, терпения,
чтоб не выпустить беса,
чтоб из доброго гения
не вернулся повеса.

Дай услышать хорошее
из людских откровений.
И не только из прошлого,
но из новых мгновений.

Пусть последние волосы
не белеют от крика,
что звучит вместо голоса
от родимого лика.

Пусть родные общаются,
не скрывая душевность.
Пусть из уст вырываются
только смех и напевность.

Чтоб устранить усталость старых плеч
Я искупался в розовом закате.
Хотел для песни иволгу привлечь,
но та укрылась в лиственном халате.

Зато включила сви-ри свиристель,
растрогав сердце радостным напевом.
И понял я, что лес не опустел,
и оттого душа моя запела.

О том, что я вдыхаю русский лес
и прославляю русскую деревню,
в которой нет заманчивых чудес,
но есть покой, который я приемлю.

В ней есть душа, открытая для всех
и доброта, привитая годами.
В вечернем небе видится успех,
за тот успех ответственны мы сами.

Мы из шалмана будем долго выходить.
Распутать сеть бесправия непросто.
Нам нужно вновь Россию полюбить
и возродить мечту великоросса.

Нам нужно взять достоинство и честь
и отделить от подлого мздоимства.
Пусть возвестит пророк благую весть
о том, что в прошлом время эгоиста.

О том, что злу Россию не сломить,
не победить безнравственным наскоком.
Иначе бог нас может не простить
иль обложить пожизненным оброком.

Три пары глаз ласкают удивленьем.
Для них совсем неведом этот мир.
В них чистота непознанных явлений
и красоты волшебный эликсир.

Они глядят с восторженным желаньем
познать судьбы неведомую нить.
Сияет в них добра очарованье,
какое очень хочется испить.

Я в них читаю детскую невинность,
что не укрыть в душевной глубине.
Как умиляет милая наивность,
да не одна, а взятая втройне.

Мой город – Красное Село.
Ты к граду стольному прижался
и с ним доселе не расстался.
Тебе привольно и светло.
Твоих полей коснулся Петр.
Ты был военною столицей.
Твои доверенные лица
пришли из царственных господ.
Ты, как хранитель старины,
вошел в наследие Юнеско.
Твое значенье в жизни веско,
а устремления ценны.
В тебе ни капли суеты,
а только гордое смиренье
и планов творческое рвенье
с приданьем скромной красоты.
Готов я петь тебе хвалу,
бродя по парковым аллеям,
и, сбросив маску лицедея,
о добром здравии молю.

Метёт поземка, видимость сметая.
Кружится снег над скованной Невой.
А я иду, усталости не зная
и вывожу мотивчик озорной.

О том, что я в упор собор не вижу,
что чуть видна знакомая игла.
Что наглый снег ударил по престижу
и, знать, плохи у Питера дела.

Но я брюзжать сегодня не намерен,
призывный зуд ударил по мозгам.
Потенциал усердия измерил
и бросил вызов ветреным снегам.

Грешу и каюсь, каюсь и грешу,
а иногда и грех не замечаю.
Делиться счастьем с кем-то не спешу,
но от других по наглой получаю.

Я не готов влюбляться навсегда,
меня на день порою не хватает.
Я ловелас, но это не беда,
а лишь порок, который окрыляет.

Люблю кутить в компании подруг,
купаться в их внимании и ласках.
Как необъятен мой порочный круг,
в котором я слоняюсь без опаски.

И мне приятна жизни круговерть
с волненьем чувств от запахов Диора.
Мне в этот рай всегда открыта дверь,
в нем никогда не будет перебора.

Зима – художник первоклассный.
Её пейзажи хороши.
Ей не грозит цензуры ластик,
она рисует для души.

В её палитре снег и иней,
морозный воздух и капель.
Ей помогает небо синью,
когда кончается метель.

Ей помогает златом солнце,
когда лучами гладит снег.
Оно пейзаж не жжет до донца,
ну, разве только по весне.

И получаются картины,
с которых трудно глаз отвесть.
И даже снежные куртины
несут нам благостную весть.

Зашёл к приятелю в избу,
не вспомнив лучшего местечка.
Чтоб не испытывать судьбу,
прижался боком к русской печке.
От печки веяло теплом,
огонь хозяйничал в горниле.
Котяра сжился с лежаком
и вниз посматривал уныло.
Стояли яства на столе —
питьё и масса разносолов.
Не грех расслабиться в тепле,
добры не только хлебом – солью.
Потом налили по второй,
избу украсили беседой.
Сказал приятель заводной —
нас печь порадует обедом.
Такого вкусного борща
не сварят в лучших ресторанах.
У печки русская душа
и повар с именем Светлана.
Сказал и взглядом приласкал
жену, что справилась с ухватом.
А я глазами показал,
что с ней не зря его сосватал.
А после песню затянул
про козни дерзкого мороза.
Под песню выдал слабину —
на щеки выкатились слезы.
А с ними русская душа
раскрылась чувственным порывом.
Изба уютом хороша,
а друг характером игривым.