Вячеслав Кислицын - Караваны идут по пустыне. Книга стихов

Но самолёт пришёл вне расписанья,
в метеосводках прорубив окно,
конвой остался в зале ожиданья,
посты остались где-то за бортом.

Давно закрыт аэропорт «Пуксинка»
и пристань, где встречали корабли,
в душе, по сердцу катится дождинкой
забытый богом лоскуток земли…

А Богданович* – не Багдад.
«Рено» – не русский танк «Армата».
На ленте серых автострад
шансон в ушах, в уме – граната
французская «Вдова Клико»
системы той, которой нужно,
непринуждённо и легко
звучит движок слегка натужно.

Зазеленелся хвойный лес,
добавив нежности берёзы,
открытой синевой небес
звучат французские вопросы:
Шарше ля фам. Бонжур, мадам!
Я к Вам приехал отобедать.
На свалку выброшен весь хлам:
Кто виноват и что с ним делать?

На Троицу смягчился май,
уже попутно дуют ветры.
Намаялась? Иди, встречай,
пусть в пробках сжались километры.
Таможня взяток не берёт,
и за державу не обидно…
За переездом поворот,
где силуэт знакомый видно.

Когда шеренга из друзей всё реже
И кто-то встал в последний свой патруль,
Я ощущаю дней минувших скрежет,
Как будто бы стою под градом пуль.
Но командир зовёт пойти в атаку,
И барабаны выбивают дробь,
А кто-то хитрый приготовил плаху.
И беспощадней на душе озноб.

Палач уже колпак свой примеряет,
И приговор летит из-под пера,
Дышать свободно воротник мешает.
Горит огнём заточка топора.
А в небо снова выползло светило,
Чтоб попытаться этот мир согреть,
Но как-то всё уже вокруг остыло,
И в пачке больше нету сигарет.

Приятных снов и сновидений…
Свеча твоя горит в ночи.
Уходят тени приведений-
У них отсутствуют ключи.
И под холодною луною,
В слезах её холодных луж,
Приходит что-то неземное:
Ни чёрт, ни бес, ни бог, ни муж.
Он замирает, бессловесный,
Где вы вдвоём в твоей тиши,
Там мир вокруг ужасно тесный,
На острие его души.

И в ноябре мы греемся от марта,
Опять горят в окне огни Монмартра,
А там гуляют кошки Петербурга,
И где-то там моя блуждает мурка.

Люблю послушать во дворе «тальянку»,
Хлебнув слегка для счастья валерьянку.
А Пляс-Пигаль к затеям не суров,
Там не бывало мартовских котов.

В кармане фантик, серебристый «Вискас»,
Ну, где ты ходишь-бродишь, моя киска?
И почему меня к тебе влечёт?
Ноябрь в окне, но мартом дышит кот!

Проснуться утром. Скушать булку с маслом.
Простить луну за то, что холодна.
Ругнуть жену по-глупому, напрасно,
Что свет в окне. Восток. И тишина.
Зачем-то выйти рано на работу,
Когда вокруг ещё соседи спят.
И там толочь привычно в ступе воду,
Но, видно, боги этого хотят.
Любить врагов, друзей возненавидеть,
В самом себе теряться и блудить,
И что-то там далёкое предвидеть,
Такой простой и лишний повод жить.

Маршрут известен. Керенский в Нью-Йорке,
В уральский город сослан Николай,
Поэт-бунтарь лежит в тюремном морге,
Трещит Россия, как гнилой сарай.

А над Самарой разожглись зарницы,
Горят деревни в пламени огня,
Лихой поручик гвардии, Голицын,
Торопит в бой усталого коня.
А за спиной дымы, дымы пожаров,
Как флаги, реют виселиц кресты,
И эти лица красных комиссаров
Уже в сознаньи меркнут и пусты.

Но на пути пехотная бригада,
Товарищ Елькин развернул отряд,
Они пришли сюда из Петрограда,
Они земли и волюшки хотят.
За ними тоже дым и горы трупов.
Тут казачки все вдоль дорог в снегу,
Под Оренбург бежал полковник Дутов,
И воронье метёт вослед пургу.

И грянул бой, кровавый, боже правый!
Кто виноват, кто прав – пустой вопрос,
Комбриг пехотный и поручик бравый
Идут, обнявшись, к богу на допрос.

Играя в «русскую рулетку»,
Ты прострелил могучий лоб.
Твой визави сопит в жилетку,
А над тобой склонился поп.
Твои товарищи-гусары
От горя пьют «Вдову Клико».
Звучат печальные гитары,
Из звёзд сочится молоко.
Там скоро, бой не за горами,
И где-то точатся клинки,
Матильды с жаркими губами
В сердцах сжигают огоньки.

Сто лет назад. Давно как будто.
Убита выстрелом в висок,
Россия не проснулась утром,
И кровь её стекла в песок.
Её обмыли и отпели
В дублёных кожанках попы.
Хоругви светлые истлели,
И каждый год рождались лбы,
Чтоб подставлять себя под пули,
Видать, такой назначен рок.
Но ветры время повернули,
Пора прервать проклятья срок.
Пора кончать играть в рулетку,
И при наличии козырей
Не нужно плакаться в жилетку,
Забыть игру для дикарей!

Улитка ползла по травинке,
Летел над улиткой комар,
По крыше стучали дождинки,
Туман заползал в будуар.
Тебя называл Мата Хари
Красавец – французский майор,
Ты в блюдо добавила карри
Острее, чем острый топор.
Он ел это блюдо горячим,
Ты сердце сжигала легко,
Но чем-то он был озадачен
И мыслями был далеко.

Он был далеко…. Перед строем…
Стоял караул во дворе.
Ты шла за тюремным конвоем
В последнем своём октябре.
Он выстрелил прямо в затылок,
В убитую душу твою,
Он был недостаточно пылок
В том мае, в том вечном раю.

Лопнул лёд под тевтонами с треском:
Он услышал звон колоколов.
За далёким и серым подлеском…
Гром, набат сорока сороков.
Сорока сороков… над Москвою…