Матвей Снежный - Думай, что хочешь. Сборник стихотворений

Дева юная, белая, что там греха таить —
Да с такой только в поле жить да ее хранить,
Чтобы грудь наполнялась чувствами горячо,
Чтобы сталь заплеталась лучшим кривым мечом.

Деву боги послали в проклятый их чертог,
Расцвели вдруг сады, живность легла у ног,
Цепи златом покрылись, вышел страдалец в лес,
Где в ладони собрал он сотню чужих чудес.

Говорили, что встанет, что царь жену найдет,
Что на реках растает весь прошлогодний лед,
Расцветут вдруг деревья и вспыхнут весной костры,
Когда деток девичьих сбросят да под мосты.

Дева милая воет, окна ей бьет народ —
Уже няньки пришли с кадкою мертвых вод,
Уже ждут все когда же, когда же она снесет…

Станут пылью дороги. Замок покроет лед.

Южная кровь горит, будто костер, средь ночи —
Снова спешить вперед, если совсем не хочешь,
Снова пойдут часы, шаг отмеряя в ход.
Это внутри – огонь, сверху – один лишь лед.

Это внутри стучит буйною ланью сердце,
Но до нее дойти – это взломать все дверцы,
Вскрыть снова все засовы, и протянуть ладонь —
Вот, посмотри, несу я свой ледяной огонь.

Я мог бы стать слабее, если бы так решил,
Но все прожить умеет хаос моей души.
И в тишине миров, где каждый промолчит,
Я отдаю, как Данко, свой безнадежный щит.

Сталь холодна и горяча, рукоять твоего меча
Мне вскрывает полы плаща, оставляя след у плеча.
Ты – начало из всех начал, сонный путник среди окраин,
Я таких прежде не встречал, оттого и твой меч не ранит.

Я же выдержан, как вино, ни о чем никогда не жалею.
Но я знаю всего одно: я хочу целовать тебя в шею,
Обжигая губами кожу, и сдирая твои обличья.
Я хочу разделять нам ложе, и забыть про любые приличия.

Но нам выпал иной удел: вскрыть друг другу чужие раны,
Как бы я того не хотел, нам в других разжигать вулканы.
Нам не высечь одной дороги, сталь в руках моих будто олово.
И молчат мои злые боги, и твой меч отсекает голову.

Все всегда завершается плохо.
Мы живем от вдоха до вдоха,
В пыльной тени домов и столетий,
Где с восходом рождаются дети.

Все всегда может вдруг обернуться,
Те, кто должен, уже не проснутся,
Зарыдают, завоют родители,
Будто смерти прежде не видели.

Все всегда может стать против глотки,
Трезвый зожник отравится водкой,
Ты же будешь молчать, улыбаться.
Все закончится, чтобы начаться.

Древние говорят: ведьмам не стоит верить,
Ей утащить детей да разломить все двери
Плевым все будет делом, перетупив порог.
Друг мой не верил им, будучи одинок.

Друг мой не верил в сказки и колдовскую гниль,
И для него весною прятались январи.
Солнце его сжигало, но он любил гореть.
Так он Ее заметил – только и мог смотреть.

Юбки все развевались, косы ночи темнее,
В серых Ее глазах замерли все аллеи,
Голос Ее звучал лучше любых рассказов.
Он полюбил Ее, молча, сгорая, сразу.

Он приносил Ей дичь, складывал трав порог,
Шелком скрывал следы крошечных ее ног,
Ждал же, когда Она станет ему подругой.
Но в одну ночь Она скрылась будто с недугом.

Друг мой волками выл, смерть приглашал к крыльцу,
Лунною ночью вдруг он поспешил к отцу:
Тот был умнее прочих, знал все от «А до Я»,
И за его советом бегала вся родня.

Батюшка рассмеялся: «Мол, все, потерян, сын,
Ты уходи с рассветом, собранным, но босым,
Если Она вернется – всем нам не сдобровать,
Этой чертовке Солнце может само сдавать».

Друг мой, упертый малый, слушал едва отца:
Дева вдруг появилась тенью у их крыльца.
Он и ступил так следом, ветер срывал все крыши.
И я о нем с ночи той больше никто не слышал.

Один Бог только знает, отчего ей неистово верю:
Я открою ей самые страшные двери,
Я при монстрах своих научусь замолчать,
Чтоб не ранить ее, чувств вскрывая печать.

Один Дьявол отыщет, из чего я проклятья решил,
Подпуская ее в уголки своей темной души,
Где ни света, ни тени, ни боли тем боле нет.
В ней самой давно борются тени и свет.

Один Бог только знает, что я в себе несу,
Я спасу ее точно – одну лишь ее спасу,
Когда холод накроет земли свои огнем.
Рассмеется и Дьявол – ведь я иду при нем.

Сохрани нас, батюшка, без потерь:
Ночь темна, далеко до солнца.
Здесь что верь, что во зло не верь —
Оно будто везде пробьется.

Видно, земли давно срослись,
Видно ведьмы нога ступала.
За елями будто не высь,
Будто неба над нами мало.

Птицы низко летят, отметь,
Скоро вороны нас утащат.
До восхода едва ли треть,
На ветру видно чей-то плащик.

Сохрани нас, бедных, о, сохрани!
До утра мы едва протянем.
Здесь и земли нам – как враги,
Как цветы среди них завянем.

*
Бьется колокол по утру:
То несут все дурную весь.
Прах колышется на ветру.
Вся деревня погибла здесь.

«Страшные сказы ты любишь, мать», – младшая вечно вторит.
В них просто принято умирать, да и таить все горе.
Разве ты первой была, дитя? Разве сестра живая?
Искры костра к потолку летят, псов и не слышно лая.

«Скоро ли батюшка к нам придет? Скоро ли выйдет солнце?» —
Средний, любимый, глаза как лед, только отдать придется.
Скоро за ним и придут сюда, всех нас утащат люди.
Входы пещеры кроет слюда, только не долго будет.

«Скоро, родные, уж по утру, скоро, вы потерпите» —
Знаю сама, что жестоко вру, только они не видят.
Я унимаю в ладонях дрожь – малых детей жалею.
Я достаю из-под платья нож. И им вскрываю шеи.

Я знаю, что май придет, что реки растопят снег,
Что треснет в заливе лед, и ступит не_человек
На травы среди границ, где север делят и юг.
Что скоро придет к нам Принц, несущий свой волапюк.

Я знаю, что все свершится, что каждый отбросит кожу,
Что станут одни как птицы, другие – как волки, может.
Что всех унесет с рассветом, и мертвые встанут в ряд.
Все, кто говорит об этом, не знают, что говорят.

Я знаю, он даст мне руку, наденет свое кольцо,
И всем друзьям, подругам, я буду смотреть в лицо,
Ив каждом увижу имя, что есть лишь единый яд.
Я знаю, что он с другими. Об этом и говорят.