Матвей Снежный - Думай, что хочешь. Сборник стихотворений

Возьми мою боль и ешь. выкрути все основы.
Я – в твоей жизни брешь, тот, кого любят словом,
А в деле – бросают так, гибнуть у всех развалин.
Я как кривой пятак, из льда и коррозий стали.

Возьми мое сердце – на, что с ним теперь таскаться?
Ты будешь не одна, плакать и пить, смеяться,
Кого-то любить сильнее, кого-то бросать в ночи.
Так, как я не умею, разбрасывать все ключи.

Ты будешь идти вперед, забыв про мои ладони,
Крошить в кофе свежий лед, кричать на кого-то в тоне,
Бить новую в жизни брешь, стоя перед миром новым.
Возьми мою боль – и ешь. я – тот, кого любят словом.

Я устал нести этот крест, дай мне, Отче, минуту покоя.
Я сменил больше сотни мест, не познав того самого «двое»,
Не прося у кого-то руки, на которую смог б опереться,
Когда все мои дни – мне враги, и лишь сказкой кажется детство.

Я устал выживать, а не жить, уходя из больничной палаты,
До беспамятства ночью выть, признавать себя виноватым,
Где вины моей – ни на грош, потому что решила так мать,
Мол, на всех людей я похож, на которых обычно плевать.

Я устал уходить от врачей, когда нужно ложиться и сдаться,
Когда, в общем-то, я ничей, если честно в этом признаться,
И молчать, если что-то болит, делать вид, что всегда все в порядке,
Когда телом почти инвалид, убегающий в мир без оглядки.

Я устал нести всю свою грязь, улыбаясь мило и лживо,
Каждый раз надеясь упасть, чтобы тело не было живо,
Чтобы боль не нести будто крест, выбивая дорогу с боем.
Дай мне, Отче, среди всех мест, каплю счастья и просто покоя.

Спой мне, милая, о печалях, что терзают тебя под ночь.
Как с убогим тебя венчали, родила от него ты дочь,
Колыбель дребезжала криком, у малютки глаза отца.
Мать святая грозила ликом, мол, не будет тебе конца.

Спой мне, милая, что молчала, когда в лес убегал народ,
Ты роняла честь у причала, отдаваясь царю тех вод.
Он смеялся, звал за собою, предлагал тебе водный трон,
«Только ноги оставь с судьбою, в глубине давно свой закон».

Спой мне, милая, как любила, как хотела уйти на дно,
Как венец надевала ила, будто это и суждено.
Как потом возвращалась в сени, целовала малютку в нос,
Муж ругался со зла и лени, (он на деле так не подрос).

Спой мне, милая, как хотела, чтоб любимый тебя унес,
Как казалось чужим то тело, что вела молча на утес,
Как бросалась с высот в пучину, чтобы страх позабыть и боль.
Говорили, найдешь мужчину, будет он всем живым король.

Спой мне, милая, как убили в лунном озере царя вод,
Как гонцы на весь свет трубили, и кривился от страха рот.
Как росла дочь и в лес сбежала, муж к отцам устремился в путь.
И струна в темноте дрожала, ведь былого и не вернуть.

Я с тобой не пойду под венец, ты со мной не сумеешь пробиться.
Нам давно пришел бы конец, если б вышло в других нам влюбиться,
Если б вышло прорвать эту связь, позабыть все утра и все ночи,
Всю словесную боль или грязь, называй это как хочешь.

Мне с тобой детей не растить, а тебе – не со мной биться в поле,
Мы не можем порвать нашу нить, от которой так много боли.
Мы не можем стать кем-то еще, чтобы в городе чьем-то забыться.
Я тебе не подставлю плечо. Ты сотрешь все наши лица.

Мне не дать тебе столько покоя, сколько хочешь ты получать,
Ты не сможешь сменить наши роли, чтобы заново это начать.
Да, мы любим друг друга, конечно, только если вернуть все назад —
Мы не стали б встречаться поспешно, превращая жизнь свою в Ад.

Не жалуйся и не плачь, в глотке словом дурным давись.
Я – единственный Крысолов в этом царстве счастливых крыс,
Ты пойдешь за мной, в день и ночь, как бы я еще ни звучал,
Я – единственный, кто всегда против главного не молчал.

Я – единственный, кто придет, чтобы крыс увести потом,
Чтоб зачистить все города, все подвалы и каждый дом,
Чтоб сказать то, о чем молчат, что на кухнях тихонько врут,
Мол, на этот-то точно раз своего в град не изберут.

Я – единственный, кто пройдет, чтоб себя утопить за всех,
Пусть за мною звучит писклявый, крысиный смех,
Ты смотри на меня, смотри, и словами всегда давись.
Я – единственный Крысолов в этом царстве счастливых крыс.

Не думай о прошлом, боясь жить настоящим.
Самые злые шутки – всегда у самих болящих.
Смерть не пугает тех, кто уже купил ящик,
В который сыграет, под вечный плач смотрящих.

Не думай о том, кто разделял постели,
С кем ты смеялся, пока остальные ели,
Кто был с тобой в самом провальном деле,
Когда ты уснешь – все они будут в теле.

Не думай о том, кто станет новым мужем
Той, для которой ты «самый-присамый нужный»,
Осень покроет листья каплями грязной лужи.
Не думай, мой друг. Жизнь – это худший ужас.

Раскуси меня, по час-тям. Я – хорей твой, и я – твой ямб.
Ты мной дышишь, ты мной живешь, рассекаешь обидой ложь,
И так смотришь, не разберешь: то ли любишь, то ли убьешь.

Раскуси меня, по чуть-чуть. Я – твой самый кошмарный путь,
Где дорога – один лишь мрак, не пускают в дома за так,
И смеется любой дурак, что ты ходишь по ней, простак.

Раскуси меня, как ладонь. Только пробуй – и уж не тронь,
Разольется словами яд, душу выжжет лукавый взгляд,
Сядет зритель в последний ряд, посмотреть, как ты будешь взят.

Раскуси меня, и забудь. Я – проклятье твое, я – ртуть,
Я – кусочки вины в мозгу, сердце выдранное в тоску,
Я – как поле, где есть разгул. Раскуси меня – по куску.

Я бы вырвал все провода, сжег вокзалы, взорвал бы станции,
Все дороги бы перерыл, все маршруты развел в ночи,
Лишь бы не могла со мной сотню раз на них расставаться,
Потеряла все ориентиры, все билеты и все ключи.

Но, увы, километры лягут, я останусь один на дне,
И пустая квартира выжрет слух усталый мой тишиной.
Ты уедешь опять одна, оставляя меня же мне,
И забудешь, как и всегда, один путь – это к нам домой.