Александр Козлов - Медведь-Шатун

Сейчас он не на шутку был встревожен, услышав голоса людские вдалеке.
За ним пришли, он чувствовал всё кожей и по привычке оголил клыки.
Бежать? Но нет, едва ли хватит силы. Решил с достоинством принять неравный бой.
Последние надежды все уплыли, когда охотника увидел пред собой.
Пробила злая пуля тело зверя. Туман в глазах, летала смерть над головой.
Он умирал, взирая в пустошь неба, из раны жизнь текла багровою рекой.
Уже нет боли, звуки замолчали. Неведомая лёгкость и рядом млечный путь.
На облаках его МЕДВЕДИЦА встречала, чтоб СЕРДЦЕ ЗВЁЗДНОЕ вложить в большую грудь.

Терпкие флюиды приворотной магии,
Кружевные хитрости, чёрные шелка,
Контуры богини, безупречность талии,
Губы возбуждённые ритмикой огня.
Прячешь под вуалью, резонанс эстетики,
Завлекаешь тайной, чтоб свести с ума.
Сумрачная лира – королева тактики,
Падает противник в негу до утра.
Колдовские бусы – талисман идиллии,
Страстью раскаляется жемчугов петля.
Бархатные ласки, новые прелюдии,
Для своих любовников открывает мгла.
Ты меня не знаешь – я в тугой спирали,
Отвергает нежности обитатель дна.
От моей фантазии ангелы сгорали,
Под моими строками лопалась земля.
У тебя другие страхи и амбиции,
Прячем мы по-разному от небес глаза.
Создавать ночами тёмные феерии,
Нас с тобой заставят падших голоса.
Трансовые токи сложная симфония,
Музыка еретиков хрупкая игра.
В каждой капле жизни прячется мелодия,
В каждой капле смерти вязнет тишина.

Снежные львы притаились за тучами,
Гигантские кошки Белого Времени,
Заморозили кровь остывающей осени,
Спустившись на землю холодами трескучими.

Звёздные гривы взлохматила магия,
Глаза – серебро, дыхание ровное,
Падает город в состояние сонное,
Расползается инеем новая стадия.

Сзади плетется ледянае гиена,
Разрывает на части мёртвые листья,
Обрамляет деревья круговертью ненастья,
Пламенеет метелью межсезонная смена.

Вторжение славят вороньи армады,
Их голоса теперь самые звонкие,
Обсуждать будут громко материи тонкие,
В цепенеющий воздух бросая тирады.

Река замедляет телодвижения
В пар превращая лишние градусы,
Потянутся вверх заостренные конусы,
Небеса раздирая до кровотечения.

Знает позёмка движенья змеиные,
Ватные хлопья закроют обочину,
Въезжает зима в прошлогоднюю вотчину,
Обнимая буранами шеи звериные.

Исчезли ритуалы алкогольной прыти,
А раньше кровь дурная пела до утра.
Проснувшись без гроша, мы поправляли крыши,
Заначкой хитрой со вчерашнего стола.

Проклёпанные души, жадные до правды,
Не сомневаясь, обнажали без стыда.
Шальные лирики, пивные космонавты,
Не приносящие ни пользы ни вреда.

На лбы лепили философские магниты,
Глубинной мерой измерялась высота.
Сомнительных теорий мраморные плиты
Ломала градусом хмельная простота.

Бонданы чёрные носили как пираты,
Качалось лето от не хитрого вина
И нарушала все казённые стандарты
Протестом бритая гитарная струна.

Нас ненавидели накрашенные куклы.
Бой – френды модные таращили глаза,
А мы их громко посылали на три буквы
Перед гламуром отключая тормоза.

Своими песнями раскидывали сети.
Шептала ноты гладкошерстная трава.
ЛЮБОВНИКИ АНАРХИИ – СЕДЫЕ ДЕТИ
Полемику свободы пили из горла.

Под затяжные песни, с печатью на груди,
Уверенно шагая по колее прямой,
Спасаются от каторги Соратники Любви,
Герои – Нимбоманы окрепшие душой.

Мне захотелось тоже к прозрению идти,
Толпа спросила строго: – Ты парень кто такой?
– Я пасынок анархии и гражданин Земли,
Они пропели хором: – Нет! Уходи ЧУЖОЙ!

Потом другое шествие – мужчины впереди,
Зелёные знамёна несут перед собой,
Кричат о правоверности и святости войны,
Кривыми топорами трясут над головой.

Вот среди них я точно смогу друзей найти,
Но проверяют снова: – Ты парень кто такой?
– Я пасынок анархии и гражданин Земли!
Они мне прорычали: – Беги от нас ЧУЖОЙ!

Не повезло опять мне на жизненном пути
И вдруг услышал мантры – народ идёт другой,
Абстрактную гармонию желают обрести,
Безличностное царство и золотой покой.

Решаю к ним прибиться, чтоб лотосом цвести,
Опять вопрос знакомый: – Ты парень кто такой?
– Я пасынок анархии и гражданин Земли!
И слышу, как обычно: – Не трогай нас ЧУЖОЙ!

Стою забытой пешкой на фоне пустоты,
Вдруг небо вопрошает: – Ты парень кто такой?
– Я пасынок анархии и гражданин Земли!
Оно лишь удивленно склонилось надо мной…

Ледяными клыками обозначила себя бесконечность. Самодостаточна, даже без тепловых колебаний.
Немые созвездия бесприданницу гладят пунктирами, а она смертолюбием мажет следы их касаний.

В самом центре стихии открывается фундаментальность. Пауки-снеголазы закрепляют её паутиной.
Восьмирукие зодчие-демиурги крамольные, мерзлотой выпрямляют трансцендентные грации линий.

Здесь законы материи стынут в объятиях холода. Закутана вьюгами информация сцепленных звеньев
Она в белой агонии бьется, крошится звуками хриплыми, наполняет пустотами чрева смерзшихся комьев.

Прагматизм шатких догм наконец-то увидел свою бесполезность. Никак не оправится от зрительных потрясений.
Замыслы эгоистов перестали быть свято-полезными. Порваны ветром наряды длительных перерождений.

Ледяными клыками открыла себя бесконечность. Безразлична к процессам падений и оправданий.
Она Мать Анаконды-Галактики с чёрными дырами. Зазеркальное отражение замороженных знаний.

Злобой разукрашенный, кровью перепачканный на руинах света пляшет шут гороховый.
Небесами поротый, музыкой отравленный истекает хохотом гаер бубенцовый.

Временем заброшенный, притчами истерзанный зашивает ветром свой костюм изношенный.
Голодом изъеденный, до корней бракованный изучает колкости важных откровений.

После боя выживший, аксиоме преданный наполняет ядом теоремы сложные.
Звёздами отверженный, рунами исписанный возвратить надеется облик жизни прежней.