Александр Козлов - Медведь-Шатун

Бьют под рёбра алхимики-вестники, стоит дорого рабство-бессмертие,
Говорят, надо ниже сгибаться и тогда будут шансы реальные.
Набухают небесным молчанием гематомы сутулого племени,
Кровь из носа на рубища льётся, выжигая узоры нетленные.

Кущи райские продали нищие, тяжелеют от пафосной святости.
Провонявшую жадностью паперть перекрыли руками холёными.
Перевернуты злобой породистой их отёкшие лица-чернильницы,
Вытекают из глаз сколопендры мягкотелые и губоногие.

По щекам хлещут темы фатальные стихотворно-туманного поприща.
Не дают захлебнуться тоскою голубями убитые вороны.
Раздуваю сильней пекло жуткое, выгрызаю зубами сомнения,
Вызываю на бой жизнь ползучую, упраздняя парад планетарный.

Исписанные ленты на траурных букетах,
Беззубой пастью щерится голодная земля,
Вытравливает ветер последние надежды.
Мне пасмурно и жутко в лохмотьях февраля.
Глазастые каркуньи расселись на деревьях,
Овальным фотографиям старинные друзья.
Пернатые хронисты могильной колесницы,
Напишут свои книги в лохмотьях февраля.
Телесную обёртку проглотит страшный ящик,
Его опустят в яму два пьяных бугая.
Я брошу пару комьев согласно этикету,
Запутаются слёзы в лохмотьях февраля.
Последняя отметка – кладбищенская насыпь,
Нагая память съежится от холода скуля
И как-то дальше надо играть чужие роли,
Двуличие скрывая в лохмотьях февраля.
Не каждому удастся увидеть свою старость
На будничной арене, воскликнув: «Вуаля!»
Авантюрист Великий показывая трюки,
Изменит мои планы в утробе февраля.

Без кривляний и жидких эмоций, без запаха, цвета и возраста,
Из прожилок вселенского разума высекая белесые искры,
Не касаясь рытвин материи нержавеющей поступью древности,
Помечают холодным вниманием каждый миг Наблюдатели Жизни.

Исполнители колких приказов круговою порукой обвязаны,
В них текут глицериновой кровью поручения данные свыше.
Летописцы осколочной пыли выжимают агонию времени,
Драгоценные капли-алмазы собирая в зеркальные чаши.

Под рубцами казенных столетий леденеет броня безмятежности.
Не понятно им слово-предвзятость, только факты имеют значение.
Ищут лазы червивых стенаний в дрожжевом, человеческом тесте.
Препарируют опытным взглядом приземленно-людские желания.

Рождённые строгостью Слова в мир спустились давно погребёнными,
Предстоящую боль одиночества серебром тишины заглушая.
Шпигуют листы гладколицые анонимками, словно приправами,
Выделяя подробности скобками, не тая ничего, не скрывая.