Бахтиёр Ирмухамедов - Избранные стихотворения. Том III

Когда меня положат в гроб,
Ты будешь где-нибудь на корте
Кричать с безумием в аорте
И собирать очки взагреб.
Тебя не тронет даже весть
О том, что я уже скончался:
Ведь я с тобою не встречался
И на твою не падал честь.
Ты проживешь свой век с другим,
Родишь ему, наверно, двойню,
Прикупишь, может, маслобойню
И уплотнишь с годами грим.
Но вдруг в один из вечеров
Ты на мои наткнешься песни
И про себя шепнешь: «Воскресни,
Певец амурных зенкеров.
Спой мне еще о чем-нибудь,
Порадуй бабушку стихами,
Потешь фривольными штрихами
Мою стареющую грудь.
Жалею ныне, что тогда
Тебя презрела равнодушно
И что за долларом послушно
Брела, как всякая «звезда»,
Не оценив твоей души,
Не подарив тебе свиданий,
И ты скончался от страданий…
А песни были хороши».
И ты уснешь за чтеньем строф
Моих, не принятых при жизни,
А поутру все укоризны
Забудешь в мире катастроф.

Не возражай паденью платья
В благоприятной тишине,
Не вырываясь из объятья,
Побудь со мной наедине.
Так мало радости на свете,
А счастье только лишь в мечтах.
Мы сами выищем в ответе
Вопрос, утопший в суетах.
Дается нега не для страха
И не для глупого стыда:
Она со дня творенья – сваха
И путеводная звезда.
Твое смущение напрасно —
Я сам, как видишь, в стиле ню.
Что от природы – то прекрасно.
Не будь, родная, инженю.
Не бойся мнимого проклятья:
Не проклинаются, любя.
Не возражай паденью платья:
Оно само скользит с тебя.

Ты не в ранге недотроги
И душою не криви:
Для ходьбы обычно ноги,
А твои же – для любви.
Я, Мария, обезволен
Чистой прелестью твоей;
Оттого, наверно, болен
И страдаю от угрей.
Для тебя я все сумею —
Хочешь, дам Обаме в лоб,
Или Путину посмею
Предъявить итоги проб,
Снятых с мыслей Порошенко
Или с Меркель взятых в ночь?
Ты подумай хорошенько,
Я могу во всем помочь.
Все подвластно, если любишь,
Все светло, когда любим.
Знаю, ты меня погубишь,
Но мой дух неистребим,
Как и песни, что пою я
По твою, Мария, честь,
Ибо в недрах поцелуя
И душа, и вечность есть.

С твоей, Мария, высоты
Меня, наверное, не видно;
И мне порой бывает стыдно,
Что от несбыточной мечты
Никак избавиться не может
Моя наивная душа
И, веря раю шалаша,
Саму себя стихами гложет.
Ее заставить не могу
Прозреть, как вещая денница,
И наконец угомониться,
И не искать иглу в стогу.
Душа – субстанция такая,
Все видит в розовых тонах:
Ей что отступник, что монах —
Она полюбит, не вникая
В детали, всякого, кто вдруг
Проникнет в самые глубины
Ее таинственной пучины
И увлечет в амурный круг.
Мне остается не перечить
Душе, обретшей благодать
В том, что она вольна страдать
И каждый день себя калечить.
Хоть я и близок к нищете,
Моя душа сильна зарядом:
Она парит с тобою рядом
На той же самой высоте.

Когда ты сбрасываешь платье,
Теряют зрение на миг
И наши маленькие братья,
И Тот, кто в космосе велик.
И я готов рискнуть глазами,
Чтобы присутствовать при том,
Как ты верхами и низами
Обескураживаешь дом.
За это яркое мгновенье
Я положу на твой алтарь
Свое последнее творенье
И сохраненный мной букварь.
Мое богатство – слов порядок,
Их мелодичная канва,
Где ясно видно, как я падок
На все, чем дышит голова,
Душа и сердце, и влеченье
К первоначальной красоте,
В которой зиждется свеченье,
Всегда живущее в мечте.
Ликует антропометрия,
Когда гармонию небес
Ты обнажаешь вдруг, Мария,
Явившись чудом из чудес.
Могу ли зла кому желать я?
Но всё же надо понимать,
Что предназначены все платья
И для того, чтоб их снимать.

Я научусь когда-нибудь
Произносить слова такие,
Чтобы они открыли путь
К душе Шараповой Марии.
Пока же, сколько ни рифмуй
И как стихи ни мастери я,
От азиатских аллилуй
Не тает Юрьевна Мария.
Подвластен русский мне язык
И поборол я дизартрию,
Но вот увлечь в мой пашалык
Не получается Марию.
Я вроде разумом здоров
И не болею истерией,
Но сам себе пускаю кровь —
Так обезумлен я Марией.
Пусть мне кричат: «Ее забудь,
О пациент психиатрии!», —
Но я найду заветный путь
К любви Шараповой Марии.

Ты возвышаешься, как глыба,
Над сочинителем стихов;
Он либо плачет горько, либо
Смущен от мысленных грехов.
Ему, ценителю гармоний,
Ты как творения венец
Являешь таинства симфоний
И совершенства образец.
И в этой данности неравной
Что делать скромному певцу —
Скончаться смертью ли бесславной
Иль к твоему брести дворцу?
Он выбрал путь не самый лучший,
Пытаясь петь издалека,
Надеясь на счастливый случай
В твои проникнуть облака.
Его желания не зыбки,
Но шансы хлипки у него
Стать рычагом твоей улыбки
И ханом сердца твоего.
Но он поет, как заведенный,
И верит, каждая строка
О том, что он в тебя влюбленный,
Войдет в грядущие века.

О обладательница ног,
Каких еще не видел свет,
Не позволяй, чтоб в твой чертог
Входил прозаик, не поэт.
О повелительница снов
Всех понимающих в любви,
Не сокрушай моих основ
И страсть мою благослови.
О вдохновительница рифм,
Дай мне такую песню, чтоб
Ее секретный логарифм
Не мог разведать женофоб.
О похитительница душ,
Похить меня и увлеки
Туда, где нет морей и суш,
Где были б мы с тобой близки.
О зажигательница звезд
На небосклоне дней моих,
Не пожалей ни бурь, ни грез,
Чтоб сочинился вечный стих.
О пролагательница троп,
Всегда ведущих на Олимп,
Дай мне энергию нон-стоп,
Чтоб заработал я свой нимб.
О отвергательница лжи,
Признайся, глядя мне в глаза:
Коль попрошу любовь за жизнь,
Ты будешь «против» или «за»?

Соединенье наших душ
Произойдет на этом свете.
Меня признаньем оглоушь,
Свой твит оставив в Интернете.
Пускай поднимется шабаш
В международной паутине.
А я дострою свой шалаш
На луговой весны куртине
И буду ждать твой силуэт
На горизонте преклоненья,
И созидать, ведь я поэт,
Стихи святого вожделенья.
Как только ты в лучах зари
Войдешь в певучее пространство,
Я крикну радостно: «Мари,
Прими священное убранство!», —
И подбегу к тебе с цветком,
Символизирующим нежность,
И мы с тобою босиком
Войдем в лиричную безбрежность.
Я буду что-то говорить,
Ты будешь мило улыбаться,
И нам захочется парить
И даже в чем-то ошибаться,
Но только быть наедине
С благими запахами луга,
И в романтичной вышине
Стать отражением друг друга.
Как подойдем мы к шалашу,
Былую робость отвергая,
Я первым делом попрошу:
Даруй мне счастье, дорогая.