Владимир Лизичев - Жёлтые стихи

Прошли года, он старого спросил:
«Так тайна в чём? Наверное, в металле.
Понять пытался я что было сил,
Но Вы намёка даже мне не дали»!

«Откуда на поверхности клинка,
Что режет солнца луч на половинки?
Застывшие клубятся облака
И серебрятся голубые льдинки»?

Молчал и снова хмурился кузнец
Да разве дело в тайне! Рассерчал,
Надеялся, что сам поймёт юнец
«Пошли работать» – резко отвечал.

А вечером, когда взошла Луна
И жёлтый свет её к Земле струился
Ответил что руда и сталь важна!
Но всех важнее то, что он молился!

Дамасск лишь тем становится послушен —
Сказал кузнец, запоминай сынок,
Кто в каждый слой вложил живую душу
Тогда дамасском станет твой клинок.

Кто, забыв какой ценою он спокойно в мире жил,
Болт на прошлое державы с прибамбасом положил?
Кто был властью недоволен от Москвы до Костромы?
Нет не Пушкин, и не Путин, недовольны были —
МЫ!
Кто избранников народных в Думу нашу избирал,
А потом по подворотням их же сам и обсирал!
Кто считал что демократы – это светлые умы?
Кто на ваучер Чубайса соблазнился, это —
МЫ!
У банкиров, даже в кризис дивиденды всё растут,
Но от власти, что я слышу: «Денег нет, держитесь тут».
Кто, укравши миллиарды, скрылся в Штатах от тюрьмы?
Кто же в этом виноваты, по большому счёту —
МЫ!
Кто мечтал о Шарман Шейхе, шубе норковой жене,
С Голубковым Лёней вместе – до сих пор живут в дерьме.
Но зато латифундисты будто вылезли из тьмы,
Кто же всё это затеял? Скажем честно это —
МЫ!
Мы народ, и пусть он разный, от министров до братвы,
но мы вместе отвечаем, здесь за всё пока живы.
Не искать виновных где-то, начинать всегда с себя.
Это мой любимый город, здесь родился, вырос я.
В школу ходят мои дети, на погосте мой отец.
Только МЫ порядок сможем навести здесь, наконец!

Мне пять, живём на даче, и мы в июльский зной
Идём с отцом рыбачить, сегодня выходной.
Он подготовил снасти, я накопал червей,
И было это счастье, других всего первей.

Светило солнце ярко на голубом холсте,
А мне совсем не жарко, в той летней духоте.
В реке вода журчала, искрилась вся в огне,
Плотвичка для начала, в тот раз попалась мне.

Я счастлив от удачи, глядел на поплавок,
Как много в жизни значит один такой денёк.
Неслись над головою куда-то облака,
И бег их отражала зеркальная река.
Мне усидеть не просто, но есть уже мечта —
Вот скоро стану взрослым и выловлю кита.
Потом с отцом купались, я по-собачьи плыл
И долго обтирались, я помню, не забыл.

Песок в сандаль набился, пока обратно шли,
Из родника напился, ромашки там росли.
Нарвал букет для мамы из полевых цветов
Несу три рыбки малых, нехитрый наш улов.

Готов обед, садимся, я думал что сперва,
Ухой мы насладимся, спросил: «А где плотва»?
Бабуля рассмеялась, сквозь смех произнесла:
«Я давеча копалась, так Мурка унесла»!

Садилось солнце где-то, за горизонт ушло,
В разгаре было лето, и вечером тепло.
Свет выключили вскоре, в углу ночник горит,
Мне снился запах моря и мой огромный кит!

В тумане лет вновь исчезают лица
Любимых, близких и былых друзей,
Прошедших дней стираются границы,
И пробегают мимо вереницей
И память, как расстрелянный трофей.
Дыханье тех, с кем был когда-то вместе,
Стук их сердец давно не слышен мне,
Тех, не забывших верности и чести,
Презревших страх, потоки лжи и лести.
Где вы теперь? И на какой войне.

Нарушен строй, сдано в архивы Знамя.
Мундир пылится в платяном шкафу,
И только память пребывает с нами,
Горит в сердцах, не угасает пламень
И жжёт опять в стихах мою строфу.

Ушедших лет, перебираю лица,
Ищу на фото их в который раз.
Горит свеча, и мне в ночи не спится
И по щеке слезинка вниз катится —
Опять соринка мне попала в глаз.

Сбегал из дома под синь небес.
Хамил прохожим и в драку лез.
Луна глядела в мои зрачки,
Темнели воды Москвы-реки.
С тобою Camel и пуст карман,
Но через пару часов ты пьян.
Вот зажигалка, взял прикурить,
«Потом верну». «Ну, так и быть».

Горели звёзды в тёмной ночи,
Уснули дети и москвичи.
Иду по Горького, где нет машин,
Прямо по центру бреду один.

На Маяковке девчонки визг,
Мы полчаса с ней танцуем твист.
Горячих губ коснусь слегка
«Вот телефон, звони, пока».

Под утро шляться, мне надоест,
А на Добрынку – сто вёрст окрест.
Первый троллейбус меня везёт,
Кондуктор пустит, билет возьмёт.

В китайских кедах, где два мяча
Вернусь в субботу, я день встречать,
Умытых улиц Москвы моей
Из тех далёких, весёлых дней.

На глади речной – отраженье Луны,
Яркие звёздочки в небе видны.
Путник усталый прилёг у костра,
Путь свой нелёгкий продолжит с утра.
Лунной дорожкой опуститься ночь,
Выпь прокричит и отправится прочь.
Путник, согревшись, молитву прочтёт
И у костра в сладкий сон отойдёт.
Ветвями ивы склонились к воде,
Тьма воцарится надолго, везде.

Мерцало пламя восковой свечи,
Свет колыхался, отражаясь в стёклах.
А за окном земля давно промокла
Дождь проливной шарахался в ночи.

Уставший день ушёл за горизонт
А новый день лишь только начинался,
Дрожащий свет таинственным казался
И в этом был какой-то свой, резон.

Её рука его руки касалась,
Минуты то бежали, то текли,
И капли били, по стеклу секли,
Дождь нескончаем, или так казалось.

Накрытый стол, теперь почти пустой,
Его стакан с вином стоял, не тронут.
И глаз её блестящих чёрный омут
В огне светился каплей золотой.

Молчали оба, да и что сказать —
Он объяснял сто раз, что он там нужен.
Совсем ребёнок, голос вон простужен,
Наутро сына проводила мать.
****
Смертельно ранен, он в пыли лежал.
Девчушка санитарка суетилась
И по-мужски нещадно материлась,
А шприц в руках не слушался, дрожал.

Кричал комбат, швыряя гарнитуру,
Связист сто-пятки, медленно осел.
Повсюду дым и гари смрад висел
Там убивали нашу десантуру.

Из черных глаз – от мамы, по наследству,
Жизнь уходила, медленно ползла.
Палило солнце, и колонна шла
на помощь той, горевшей по соседству.
А там, в пыли кровь быстро запеклась,
Его по просьбе к камню прислонили.
Уже вертушки по горам долбили
И вся земля от этого тряслась.