Александр Новиков - Стихи. Песни

Вам завтра 25. И званый люд,
Я верю, изойдет на комплименты.
Я верю, треснет стол от вин и блюд,
Собранных соответственно моменту.
Охапкам роз не хватит в доме ваз,
Не хватит слов воздать хвалу фасону.
Меня здесь нет. Но поздравляю вас
Гудком автомобильного клаксона.

Я знаю, грянут вилки и ножи
Почище, чем на поле Куликовом,
И голос из колонок заблажит
О том, что кто-то где-то цепью скован.
И в час, когда затеют перепляс,
Со стенки если грохнется гитара,
Считайте, это я поздравил вас,
Тепло и громко, в самый миг разгара.

Квартирный пес ваш выкупан ко дню,
Надушен, нацелован и – по кругу.
К тому же, он участвует в меню —
Он умный, он во всем заменит друга.
Но если он на шею прямиком
Сорвался, ощетинился, залаял,
И если вам в губу вцепился он,
Считайте тоже – это я поздравил!

Я верю, все хлебнут на брудершафт.
Друг друга за грудки никто не схватит.
Никто «ерша» не халкнет, оплошав,
И ни один не ляжет спать в салате.
И вы, блеснув собой (само собой!),
В кругу гостей – большой бриллиант в оправе…
Но если драка, если мордобой,
Вы скажете: «Нас Новиков поздравил!»

Вам завтра 25. Я верю, грусть
Берет, когда пирог в свечах, как ежик.
Я к вам навряд ли в гости соберусь,
Да и навряд ли мне ваш муж предложит.
Но если вы на несколько минут
Сбежите вниз (для вас почти нет правил),
И если вас до завтра не найдут,
Пусть знают: это я пришел, поздравил!

Сегодня день в календаре настенном
Отмечу я не крестиком – кружком.
И мы его отпразднуем отменно
С единственным сокамерным дружком.

Петруха – мой товарищ по жилищу —
Сегодня гость и друг в одном лице.
– Санек, вставай! Вставай, Санек, дружище, —
И, как всегда, добавит мат в конце.

Нас двое в этой маленькой клетушке.
Купаясь в колком дыме сигарет,
Мы шутим: эй, тюремные кукушки,
Кукуйте, сколько нам отмерят лет?

Все впереди неясно, шатко, зыбко.
– Давай, Петро, вари тюремный чай, —
И мы, лицо состроивши в улыбку,
Глотаем, дуя, горькую печаль.

Потом начнем болтать про развлеченья
И, укатив за тридевять дорог,
Пачушку стограммовую печенья
Прикончим, как рождественский пирог.

Потом откроют дверь, меня окликнут,
Петруха сунет пачку папирос,
И целый пост к замкам дверным приникнет
И угадает: снова на допрос.

Потом вернусь. Курнем. Опять заварим.
Былое вспомнить снова захотим.
Махнем к нему в его родные Гари
И снова по Восточной полетим,

Заглянем в гости к преданному другу,
Любимых вспомним, каторжно вздохнем…
И стрелки, завершая бег по кругу,
Замрут на стенке тридцать первым днем.

Как просто, тихо, без речей,
Решился будничный вопрос:
Мой дом, теперь уже ничей,
Приговорен – идет под снос.
Еще денек – и крыша с плеч,
Сползется гусеничный лязг.
На пустыре, где стенам слечь,
Устроят бревна перепляс.

Где белый голубь на шесте,
Где в мае яблоня в фате,
Где звоном битого стекла —
Гляди – стрижи из-за угла,
Где по натянутой струне
Танцуют тени на стене,
И чертит детская рука
Границы мира с чердака.

Не дом – корабль кверху дном.
Один – и ты уже не флот.
Большим растерзанным окном
Кричал его беззубый рот:
«Здесь больше некому стеречь
В горошек ситцевую ночь!..
И на траву, как было, лечь,
И полететь куда-то прочь».

Где белый голубь на шесте,
Где в мае яблоня в фате,
Где звоном битого стекла —
Гляди – стрижи из-за угла,
Где по натянутой струне
Танцуют тени на стене,
И манит пальцем на крыльцо
Кавказской пленницы лицо.

Что здесь задумано потом —
Благословенным трижды будь!
Конечно, дом, конечно, дом
Построят здесь когда-нибудь.
Каркас, затянутый в бетон,
Глаза окон – во все концы.
«А где же тот?.. А где же он?..» —
Весной замечутся скворцы.

Где белый голубь на шесте?
Где в мае яблоня в фате?
Где звоном битого стекла —
Гляди – стрижи из-за угла?
Где по натянутой струне
Танцуют тени на стене,
И тихо лестница-клюка
Живет под мышкой чердака.

В темном лесе есть поляна.
На поляне есть цветок —
Испытаешь вкус дурмана,
Если хватишь хоть глоток.

Тот цветок порос бурьяном.
Дни и ночи напролет
Алкашам и наркоманам
Он покоя не дает.

Он любую тварь стреножит,
Будь ты – сдуру, или – пьян.
Кто к себе его приложит —
Превращается в бурьян.

Тот бурьян встает вдоль просек,
Блещет черною росой,
И его вприпрыжку косит
Тетка черная с косой.

Сказка ложь, да вся с намеком
Для любого дурака.
Шел я боком, боком, боком
Мимо черного цветка.

Шел размашисто и быстро,
Не касался, не вдыхал,
Но молил – от божьей искры,
Чтоб тот лес заполыхал.

Ядовит он очень ведь,
очень ведь.
Но стоит у леса очередь,
очередь.

Оркестр ночного города…
В нем звуки живут в тесноте.
Разбрасывается гордо
Осколками дискотек.

Включайте же все на полную
Немедленно и сейчас!
Я музыкой город наполню.
А музыка вся про нас.
И к церковке на подходе я
Притихну, остепенюсь.
Здесь бог мне послал мелодию —
Екатеринблюз…

Он знает, что все мы спятили,
Оглохли в один присест.
И в память нам всем распятием
Сутулится сирый крест.
И я на него юродиво
До драных колен молюсь.
Молитвою мне мелодия —
Екатеринблюз…

Прозрачный он и упрямый —
Не впишут его в листы.
Я девочке лучшей самой
В него заверну цветы.
Грозятся уйти, уходят ли —
Я все равно остаюсь.
Как нота из той мелодии —
Екатеринблюз…

Есть на свете истина одна лишь,
Но узнать ее нам не дано.
Всей на свете правды не узнаешь —
Мир бездонный. Зря мы ищем дно.

Зря мы ищем дальний купол неба,
Увлекаясь мыслями в полет.
Даже бог наш в этом своде не был,
Потому и нам быть не дает.

Даже если к господу предстанем:
«Дай нам правду, мы же – человек!..»
Все равно всей правды не узнаем.
И уйдем искать ее навек.

Эта женщина седая
Мне не мать и не сестра.
И глазами молодая,
И душою не стара.

Их, сединок этих частых,
Не берет басма и хна —
Не гадайте понапрасну:
Эта женщина – жена.