Владимир Силкин - Русская юла

…Самолёт завис над облаками.
И привыкший к мирному труду,
И крестом священник, и руками
От летящих отводил беду.

Смешной щенок, как и хозяин, курский…
Приученный к единственным рукам,
Он даже не облаял нас по-русски,
А ткнулся в ноги русским мужикам.

И на привет ответить не умея,
На привязи уставший до тоски,
Он проскулил, что рядом ходят змеи,
Вы тут поосторожней, мужики.

И снова в будку от жары палящей,
От нашей ласки и от наших ног,
Такой родимый, русский, настоящий,
Ещё на зло не лаявший щенок.

На пункт психологической разгрузки
Уже спустилась местная жара,
И как-то удивительно по-русски
Нам чая предложила медсестра.

Зашла со службы, а служила близко,
Не надо было за сто вёрст ходить.
И капитан из-под Новосибирска
Не знал, куда девчонку усадить.

Она читала свежую газету —
На пункт приходит «Красная звезда»,
Все новости горячие по свету
Летят и опускаются сюда.

Ей довелось служить почти в пустыне,
Где по соседству буйствует война.
– Да пейте ж вы, а то ведь чай остынет, —
Прощебетала весело она.

– Ну, как тут жизнь? – спросил серьёзно кто-то, —
Нужны ли настоящие врачи?
– Да, в общем-то, не пыльная работа,
Поскольку нам и некого лечить…

Идёт концерт, и хлопают солдаты
Писателям, стоящим на плацу,
И мысленно уносятся куда-то,
И что-то растирают по лицу.

Наверно, в точку попадает слово,
Наверно, надо больше важных слов.
Тогда и будет нация здорова,
Тогда не надо будет докторов.

И я о счастье вновь стихи читаю,
О том, как важно Родину хранить.
И с лётчиками к счастью улетаю,
Чтоб ни себе, ни им не изменить.

Из облаков приходят самолёты,
И на минуту оглушает гром.
Счастливой вам, товарищи, работы
Сегодня, завтра, много лет потом.

… А до Тверской подать рукой,
Но пять часов полёта.
И запевает о Тверской
Негромко песню кто-то.

Но исключаются огни
И смех во время взлёта:
Такая жизнь, такие дни,
Такая, вот, работа.

Внизу чужая нам земля,
Огни в чужих жилищах.
И там гражданская война,
Чужие пепелища.

Но в небо смотрят сотни глаз
Противников режима.
Наш самолёт уносит нас
От них неумолимо.

А завтра лётчикам опять —
Вот этим же маршрутом,
Чтоб кто-то мог спокойно спать,
Спокойно встретить утро.

Антиливийские горы,
Авиабаза «Хмеймим»…
Скоро, наверное, скоро
Мы до своих долетим.

Смотрим на снежные горы,
Кажется, это Кавказ,
И вероятно, с укором
Горы взирают на нас.

Мол, ну, чего разлетались?!
Хватит над нами летать,
Мы же на свете остались,
Чтоб недоступными стать.

Мы понимаем, что надо,
Мы понимаем, война.
Но не хотим, чтоб снаряды
Нам посыла она…

Снова под крыльями город.
Молча любуемся им…
Антиливийские горы,
Авиабаза «Хмеймим».

Мы так и не сделали фото,
Чтоб чашу беды не испить.
Морпехи российского флота
Готовились баню топить.

А баня здесь стала народной,
А русская баня в цене.
Кавказа отведавший взводный
Подумал о ней на войне.

Хоть нет этой бани в Уставе,
Но слава о бане гремит.
Она прижилась на заставе,
На зависть соседям дымит.

Да, мойтесь, ребята, не жалко!
Входите скорей, земляки.
Вот мыло, а вот и мочалка,
И веничек вам, мужики!

Подумалось, вот и смекалка,
Природная русская стать.
Да, мойтесь, ребята, не жалко,
Ведь главное, форму держать.

Тогда не минуют успехи
И чащу беды не испить.
Готовятся наши морпехи
Народную баню топить.

Талант, как говорится, не пропьёшь,
Не закопаешь, не утопишь в воду.
Вонзается привычно русский нож
В сирийскую древесную породу.

Дрожит в руках негнущийся бамбук.
Война войной, но жить он тоже хочет,
И выскользнуть пытается из рук
И затеряться под покровом ночи.

Дрожи, бамбук! Не на того напал!
За жизнь твою не дам сейчас копейки.