Алекс Брут - Беспорядок

Не заходи на кухню, считай, что ты на диете
и откажись от картошки даже под страхом смерти
Зачем наедаться на ночь со взглядом осоловевшим,
если проснешься голодным, тем более – располневшим?

О, не заходи на кухню. Качай лучше пресс усердно
в старых затертых трениках, считая подходы нервно.
В прихожей пахнет блинами и медом гречишным,
Ты съел уже семь сосисок; еще одна будет лишней.

Не заходи на кухню. О, пускай только кухня
будет терра инкогнита. И если вокруг мир рухнет,
ты должен остаться сильным. Особенно, поздним вечером
Не заходи на кухню! Обжорство тебе обеспечено.

Не будь толстяком! Будь молодым и подтянутым
Не заходи на кухню! Не дай себе быть обманутым:
Ведь даже кусочек маленький станет заразней вируса.
Не выходи из комнаты, запрись и забаррикадируйся.

Когда закончил бесноваться день,
он сел на кухне подсчитать убытки,
перечитать послание с открытки:
«У нас тепло и скоро зацветет сирень.»
Когда на стрелках было двадцать три,
он закурил на узеньком балконе,
дымя в лицо луне на небосклоне,
с которой не хотелось говорить.
Он раздувал неяркий уголёк
с необъяснимой ненавистью к миру
и прожигал в цветной открытке дыры.
Ведь больше сделать ничего не мог.

В голове бардак, но вокруг не чище.
Не звонит никто, и никто не ищет.
За окном скандалит, взвывая, ветер;
и слова в стихи, словно рыбы в сети,
попадают глупо и без надежды
на другой исход. У моей одежды
неказистый вид – я не жду знакомых.
Провожу один выходные дома.
Не пойду в кино, не отправлюсь в гости,
не напьюсь на Невском со странной злостью.
Проведу два дня в тишине с собою.
Я хочу молчания
и покоя.

Мы гадаем на спичках кому сторожить темноту.
Обнимая цевье, караулить чужие шаги,
настороженно слушать любой неопознанный стук,
охраняя ее до утра, не пуская других.

Мы целуемся в тесных подъездах. Всегда на посту
рядовые солдаты, которым не нужно наград.
Полевые цветы, что под сердцем упорно растут,
разбивают чернеющий снегом безрадостный март.

И пускай мы не значимся в списках героев войны —
не попали в историю. Нас не запомнят в годах.
Но встречают рассветы с победой, без чувства вины,
партизаны Любви в беспощадных больших городах.

Растерянный, разбитый и больной.
Теряю направление, ориентир
под стук колес, растоптанный весной
в дешевых декорациях квартир.
Толпа куда-то тащит и несет —
то вверх, то вниз, то запихнет в вагон.
Она безлика, не берет в расчет,
что кто-то в ней раздавлен, утомлен
и начал пить практически с утра
в парадных и в неряшливых бистро.
Сержант, я без прописки и не прав,
но можно просто выйду из метро?

Я родился в забытом городе,
где три четверти года зима.
Алкоголь не спасенье от холода,
здесь непьющие сходят с ума
от безденежной грязной серости,
от разбитых годами дорог.
Разве примешь такое в трезвости?
Вот поэтому мало кто смог.

Здесь живут, а точней, выживают
в монотонной петле. День сурка.
Выбор легкий: тоска бытовая
или тремор с похмелья в руках.
И поэтому дети стремятся
по столицам как выдастся шанс,
чтоб забыть неумелые танцы
под хрипящий в сабвуфере бас.
А иначе не будет просвета,
здесь расписана жизнь наперед:
всех оставшихся хмурое гетто
незаметно и тихо сожрет.

Это имя тебе идёт.
Это платье тебе подходит.
Улыбаясь, ты плавишь лед,
все мужчины вокруг на взводе.
Говоришь – и почти поешь.
Смех – арпеджио в ля-бемоле.
За тебя здесь готов под нож
каждый первый – лишаешь воли.
Он придет, может быть, весной.
Поприветствует тихо: «Здравствуй.
Ты должна быть теперь со мной.»
А в ответ: «Разделяй и Властвуй.»
Крепость пала без боя. Ключи
передашь в темноте, у заставы,
без каких-то других причин
кроме той, что он здесь по праву.

Машины в пробке жмутся в правый ряд.
И это знак, хотя, не очень ясный,
но ты со мной практически согласна,
что стоп-сигналы явно говорят:
без боя город сдался в снежный плен.
Теперь стоим, и двинемся нескоро.
Проводим время в тихих разговорах
о том, как нам везет – ведь мы в тепле.
Внезапно спросишь: «Помнишь? Август, ночь.
Мы пьем вино, накинув плед на плечи…
Все впереди, вторая наша встреча.
Ты улыбался, как сейчас. Точь-в-точь.»
Я помню все. До слов, до запятых…
Обняв тебя, вдруг четко понимаю:
к чертям все планы, я готов до мая
остаться в пробке, если рядом ты.

Все, что сказано в страсти, – дели на два;
будут силы – дели на четыре.
Если утром, с похмелья, болит голова,
значит пьешь в неудачной квартире.
В кабинеты чинов и начальства входи
так, как будто имеешь право.
Нужно помнить, что даже большие вожди
точно так же боятся костлявой.
Каждый день выбирай только новый маршрут.
Не ходи по чужому следу.
И успеха добьешься (тут книги не врут),
если искренне веришь в победу.

Я надену пальто и выйду
освежить свои душные мысли,
посмотреть на столичные виды,
подышать дымным воздухом кислым.
Выходи мне навстречу в черном
с ярко-желтым простым букетом.
Выходи, посылая к черту,
все вопросы свои и ответы.
Я увижу тебя и тут же,
повинуясь тревожному знаку,
по холодным и грязным лужам
рядом молча пойду во мраке.
Вскоре кинешь цветы в канаву.
Подниму и подам. Не примешь.
Ты возьмешь меня под руку справа
и уже никогда не покинешь.

Одиночество соткано из мелочей,
и всегда их набор одинаковый.
Супермаркет. Мужчина у кассы – ничей;
все ответы кивками и знаками.
Или женщина в парке гуляет – ничья;
тонкой ниточкой губы сжатые.
Кормит хлебными крошками птиц у ручья
и о чем-то молчит с пернатыми.
Я встречал самых разных: усталых, больных,
с напускной и лихой веселостью,
безразличных, отчаянно ждущих весны,
обсуждающих глупые новости.
Одиночек сдает небольшая деталь —
либо в мимике, либо в движениях.
Узнаю их везде, разделяя печаль,
словно вижу свое отражение.