Алекс Брут - Беспорядок

Вот вам картина мира
из краткосрочных встреч
в съемных чужих квартирах;
из обнаженных плеч;
из разговоров тайных
в ванной под шум воды;
из смс «случайных»;
из ожиданий среды.
Вот вам вся жизнь украдкой.
Вот – добровольный плен.
Мутное счастье с осадком
в грязных бокалах измен.
Кто-то грешит на нравы,
кто-то готов судить.
Только вот кто дал право
нам за любовь клеймить?
Тяжесть у них иная,
гложет своя печаль.
Мы их совсем не знаем,
чтобы рубить с плеча.

Бесперебойно газеты пишут
о том, что здесь никому неважно.
Я запускаю с высокой крыши
своей мечты самолет бумажный.
Лети отсюда, лети чуть дальше.
Пари над городом белой птицей.
Лети от зависти, злобы, фальши.
И я желаю тебе не сбиться
с пути, который рукой намечен,
достигнуть моря, упасть на пляже
и ждать в песке нашей верной встречи.
Ведь я приду, если карта ляжет.

Ветер, словно для инстаграма,
крутит в воздухе снежную взвесь.
«Да, все верно. Во двор и прямо
до угла. Тормозните здесь.»
Расплатившись, на миг замираю
перед тем, как шагнуть в метель.
Выдыхая, иду. Набираю.
Домофон выдает свою трель.
Жду ответа. Вернулся из Трои
Одиссей, путь войны позади.
И надеюсь, что ты мне откроешь:
«Ну, привет. Я ждала. Проходи.»

Яркий свет фонаря в лицо.
Словно длится немой допрос,
что закончится злым свинцом,
а потом повезут на мост.
И опустят в мешке в Неву,
отгоняя бродячих псов.
А мешок разойдется по шву,
и блеснет циферблат часов.
Конвоир поглядит с тоской:
«Жаль не взял, хороши часы.»
И поедет во тьме домой.
Дома ждут и жена, и сын.
Он напьется и будет кричать,
будет в грязной тельняшке петь.
И по стенам начнет стучать,
причитая, что сеет смерть.

Это все я придумал здесь —
в темноте, где фонарь в лицо.
Встал. Прошелся, чтоб снова сесть,
зябко кутаясь в пальтецо.

Когда он упал на гранит мостовой —
не началась суматоха.
Лишь женщина, тронув с опаской рукой,
спросила: «Мужчина, вам плохо?»
Он даже пытался ей что-то сказать,
но все не справлялся с губами,
лишь тихо стонал, закрывая глаза,
скрипел еле слышно зубами.
Прохожий подбросил ответ на вопрос:
«Не видите? Он же синий…»
Брезгливо наморщив напудренный нос,
ускорилась девушка в мини…
Когда истерично позвали врача:
«Скорее, сердечный приступ!»
Он не замечал как истошно кричат
безликие люди-статисты.
Не слышал сирены, не видел огней
тревожного синего цвета.
Он видел большую луну, а на ней
дверь в самое долгое лето.

Плеер крутит всего лишь два трека.
Только Fink и Alt-J на повторе.
Называйте меня человеком
с настроением в черном миноре.
На скамейке в осеннем парке,
размышляя о том, что было,
выгребаю все траблы, запарки
из золы, что ещё не остыла.
Прихожу к удивительной мысли —
ключевым был тот сумрачный вечер
В дате прочерк. Я путаюсь в числах.
Помню только озябшие плечи.
Помню только «мы разные люди».
Помню конверсы красного цвета.
И вороны смотрели, как судьи.
Кстати, было, мне кажется, лето…
И вот здесь ключевая развилка,
поворот не туда. Ad Notam,
полюбил бесконечность бутылки
и описывать мир в резких нотах.
А ведь мог же совсем иначе.
Мог сойтись с продавщицей «Магнита».
На кредитной машине на дачу
(пусть не новой, слегка побитой),
но зато с ощущением счастья
бесконечно прямого. Простого.
И уж если грустить о ненастье,
то в контексте: «Цветёт хреново
в этом годе клубника, Оля.»
А она невпопад отвечает: