Рахель - Стихи. в переводах Мири Яниковой

Вот закат начался.
Как приход его скор!
Цвет золотой проник в небеса
и на вершины гор.

И почернели поля —
молча лежат.
Будет по ним тропка моя
молча бежать.

Но не позволю судьбе
безраздельно царить.
Буду за свет, за сиянье небес
с радостью благодарить.

Разве это конец, если видно вдали,
как туман охраняет намеки чудес, —
зелень яркой травы и сиянье небес —
пока осени дни не пришли.

Подчинюсь приговору, приму этот крах,
ведь алеет закат и сияет рассвет,
и цветы улыбаются мне на тропах
прошлых лет.

Я боялась – уйдет, не прощаясь, и этот от нас,
горечь рот искривила,
и скорбь такая в глазах…
Только глянет на детские игры,
закровоточит тотчас,
«все равно теперь», – будто сказав.

Как-то вечер настанет – и все на местах,
а его будет место пустым,
и ужалит змеей нас покой,
побледнев, мы поднимемся,
ринемся в комнату – там пустота,
и конверт на столе только белый такой…

Опоздала она, а придя, она не решилась,
не решилась воскликнуть: ну вот, я пришла! – в двери сердца стуча,
и стояла покорно она, и рука ее опустилась,
и печаль в умоляющем взгляде, лишь грусть и печаль.

Потому и тлеют едва в честь нее зажженные свечи,
будто яркая осень горит среди сумерек и темноты,
потому и тиха моя радость, тиха, непрочна и не вечна,
как тоска напрасной надежды, как боль ожиданий пустых.

Утро в Элуле. Мир розовый и голубой,
утешение льется везде.
Может быть, встать, стряхнуть вчерашнюю боль
и поверить в завтрашний день?
Может быть, в сердце покорном смириться с судьбой,
все принять и собой овладеть?

Вот уже появилась меж гряд и борозд на пути
та, что включает кран,
каждый жаждущий стебель получит жизнь и сможет расти,
эта влага очень щедра.
Может, зло, что мне причинили, Богу простить
и начать все снова с утра?

Мы отправились в путь,
был веселым вначале поход.
Мы отправились в путь,
чтобы встретить Царицы приход.

Но один за другим
проходили над нами года,
и один за другим
отставали друзья навсегда.

Ты ведь тоже уйдешь,
заплутавши средь этих путей.
Ты ведь тоже уйдешь, —
я останусь одна в пустоте.

И обманет родник —
в нем воды не окажется вдруг.
И обманет родник —
и тогда я от жажды умру.

Как его – ее глазки серы,
и глубок, печален их взгляд,
и в кудрях, золотых без меры,
проступает карминный ряд.

Как отец, и эта подарит
наслажденье, отдых, покой,
и как он, сможет ранить, ударить
своей маленькою рукой.

В глубине ее глаз наитье
и какой-то скрытый намек,
тот секрет, что прочною нитью
от отцов до внуков пролег.

Ничего не прошу. Мне и малого может хватить:
из сияния летнего – осенью будет отрадным
солнца луч на пути.

Я спешащую жизнь предо мной осмотрю постепенно.
Так спокойно. И всякая радость, нежданная радость —
будь же благословенна.

Посмотрю на спешащую жизнь краем глаза и издалека.
Проходящим – привет! Захочу ль себе что-то забрать я?
Отдавать, отдавать, все не хватит никак?

Подчинись, заглуши в себе сердца глас,
подчинись приговору и в этот раз.
Не борись. Подчинись.

Там, на севере, снег покрывает поля,
а под ними весны ожидает земля —
В тишине. В глубине.

Подчинись, заглуши в себе сердца глас,
уподобься траве, что под снегом спаслась.
Видит сны. Ждет весны.