Георгий Скрипкин - Захватив в охапку ветер

Любовь сидит в моей душе,
меняет жизненный сюжет.
Я либеральничать не стал,
любовь на прочность испытал.

При всем народе, ясным днем
я испытал ее огнем.
Потом в аквариум нырнул
и сам едва не утонул.

Я выпускал любовь в мороз
и доводил ее до слез.
Дурманил ревностью покой
и говорил, что я крутой.

Пытался сбыть ее в лесу,
пугал ущельем на весу.
В признанье яду добавлял
и приставанья отвергал.

Но чтоб не делал с нею я,
меня манит любовь моя.
И понял я, что лучше с ней
встречать рассветы ясных дней.

Что за жизнь у нас настала,
кутерьма, да канитель
Наших бьют, а нам все мало,
растудыть твою качель.
Подставляем обе щечки,
получаем по зубам.
Наши робкие упреки
попадают прямо в СПАМ.
То наш вдох кому-то в тягость,
то на выдох есть запрет.
И на каждого сутягу
не найдешь иммунитет.
В общем, если разобраться,
нас ведут с пути на мель.
Не пора ли нам собраться,
да устроить карусель.

Жизнь чертовски интересна,
но не всем.
Кто-то ладит с жизнью пресной,
без проблем.
Кто-то ищет грязный омут
помутней.
Кто-то липнет к гастроному
посытней.
Кто-то в деньги превращает
все вокруг.
Кто-то гадости вещает,
даже друг.
Кто-то крестится закону,
но не чтет.
Кто-то ставит нам препоны
и сечет.
Кто-то видит окруженье,
как царек.
Кто-то гнется в услужении
долгий срок.
Кто-то скажет – как же носит
их земля?
Пусть об этом каждый спросит
у себя.

Прости меня заросший палисад.
Простите заколоченные окна
За то, что вам приветы не писал
Из невского красивого далека.

За то, что на гранитных берегах
Не думал я про волжские просторы.
И места не нашел в своих стихах,
Надеясь, что приеду очень скоро.

По родине болит моя душа
И требует к околице вернуться.
А мысли возле Невского кружат.
От них мне невозможно отвернуться.

Смотрю на неба синеву
в глазах своей любимой.
И только счастье нахожу,
что верою хранимо.

Я так хочу, чтобы оно
не рушилось тревогой.
И потому о ней одной
склоняюсь перед богом.

Я без конца его прошу —
оставь в покое небо,
не дай расстаться с синевой,
с которой вышел в негу.

С которой заново восстал
из сумрачного ада.
О смерти мыслить перестал,
мне этого не надо.

Благословляю каждый день,
что с милой мне дается.
Звучит в ушах святая звень
и в сердце отдается.

Поцелуй меня подруга,
разгони мою хандру.
Я заветное колечко
на рассвете подарю.
Ну, зачем же ждать рассвета,
подари его сейчас.
Ты получишь от милашки
наслажденье высший класс.
Мне бы высшего не надо,
я и с первым перебьюсь.
Согласись, моя отрада,
я от счастья не сдержусь.
Не люблю неудержанье
за какое-то кольцо.
Мне приятней обожанье
не на раз, а на все сто.
Я колечко убираю
и в последний раз прошу —
спой мне страстной песней рая,
я ее не заглушу.
Не нашлось еще глушили,
кто б ослабил песнь мою.
Да и ты уйми-ка жилы,
я просящим не даю.
.

Я в березовый шелест уйду незаметно,
с наслаждением выпью живительный сок.
Безвозвратно оставлю плохие приметы
и мечтой отодвину назначенный срок.

Я щекой припаду к одинокой березе.
И за верность ее поделюсь с ней теплом.
Буду нежно шептать поэтической прозой
откровенье о том, как прекрасен мой дом.

Судьбы моей вершитель,
мой самый верный друг.
Аккордов повелитель
покинул меня вдруг.

Вздыхает моя дека,
как робкая душа
Звучит у человека,
стараясь не мешать.

Не порванные струны
скучают по рукам.
Когда-то ночью лунной
играл он по строкам.

И песни вырывались
на жизненный простор.
Случалось, струны рвались
от выстрела в упор.

Порой они сбивались,
почувствовав обрыв,
Но снова собирались,
звучали на разрыв.

Я с ним в единой связке
взлетала до вершин
И не было отмазки
и поиска причин.

Когда борзые волки
пытались укусить,
Я их мотивом колким
старалась охладить.

И пела жестким ритмом
с поэтом в унисон.
Без спроса у элиты
сбирала стадион.

Теперь в большом расстройстве
по Вове плачу я.
Без всякого притворства
скорбит душа моя.

Мне больно видеть, как мой друг
не тот источник выбирает
И ест из потных лживых рук,
все то, что недруги швыряют.

Все то, что гложет наш покой,
грызет житейские основы.
Все то, что тщетно испокон
стремятся вдеть в венец терновый.

Сильна предвзятая молва,
коварно пущенное слово.
И вот уже крушит волна
следы достоинства былого.

И вот уже ликует червь,
служитель яблока раздора.
И вот уже глумится чернь
над светом общего восторга.

Фашистское ненастье
накрыло Ленинград.
Пожар людского счастья
увидел милый град.
Надолго затянулась
блокадная петля.
В тревогу окунулась
любимая земля.
Вползал в сознанье голод,
студилась в жилах кровь.
Крошил людей осколок,
лишая мирных снов.
Ломалась твердь гранита,
корежилась Нева.
Огнем и динамитом
взрыхлялись острова.
Под вражеским прицелом
великий город жил.
Возвышенные цели
в сознании выносил.
Не думая о славе,
достоинство храня,
российский дух прославил
и вышел из огня.

Прощайте, люди добрые, прощайте
и с горечью меня не вспоминайте.
Я честно охранял людские души
от мерзкого последнего удушья.
Я много повидал на этом свете.
Ко мне тянулись взрослые и дети.
Несли цветы к бетонному подножью
и речи говорили осторожно.
Оплакивали горькими слезами
бойцов, что захоронены рядами.
Всех тех, что отдавали свои жизни
не только за спасение Отчизны.
Останки их укрыли пол Европы.
И смерти они приняли без пробы.
Их кровью оросилось поле жизни,
стонавшее под бременем фашизма.
И вот теперь бездушные уроды,
не лучшие посланники народа
с пробойниками тянут свои руки.
Я стойко принимаю эти муки.
К рассудку призываю, но напрасно.
Уже огня свечение погасло.
Прощайте, люди добрые, прощайте
и с горечью меня не вспоминайте.