Любовь Сушко - Соната снегопада. Лирика разных лет

– Невозможно погибнуть. И взор его снова я вижу.

Но о чем он опять? Мне узнать это странно теперь,

Только дикие волны куда-то уносятся с хрипом,

Альбатрос покачнется, какой-то невиданный зверь

Посейдоном подарен нам, снова я слышу и вижу

Как шальная гроза все тревожит усталую ночь.

И в тумане они проступают, и ждут в суматохе,

А Летучий Голландец уносится яростно прочь.

Океан проглотил этот миф и немой и жестокий.

Только снова в тумане все ищут обратно пути

Капитаны, которым назад никогда не вернуться.

И душа моя снова в те бури и стоны летит.

И приблизился Один, Аттила из тьмы улыбнулся.

Снова Дикой охотой закончился яростный сон,

Волны-черные псы в темноте небывалой ревели.

Гулко падали в бездну герои минувших времен,

Звезды сыпались вниз, и от страха матросы хмелели.

Золотистая страсть уплывающих мимо видений.

Эта нега и власть, эта сила волшебных сомнений.

Ждет Тристана Изольда, волшебнице снова не спится.

И холодная осень в закрытые двери стучится.

Королевою стать, полюбив его ты не хотела,

Но внезапная страсть королем в этот миг овладела,

И угрюмый Тристан повезет тебя снова куда-то.

Что осталось – лишь стон, только боль и сплошные утраты.

О, Изольда моя, что же делать там царствует осень.

И понять короля ты могла бы, да кто тебя спросит.

Только хмурый Тристан пьет угрюмо, о чем он тоскует,

И жестокий обман над любовью уже торжествует.

А король, он влюблен, да и как им в тебя не влюбиться,

Эта нежность и сон, это осень, как дивная птица,

Как котенок в тиши веселится, не зная покоя.

Золотистая страсть, что сегодня случилось с тобою.

И в сиянии лун к королю поспешила невеста,

А Тристан, он угрюм, он уходит, и нет ему места,

Как же страшно отдать, как потом еще жить и смеяться,

Только осень и страсть снова принцу в печали приснятся.

Золотистая страсть уплывающих мимо видений.

Эта нега и власть, эта сила волшебных сомнений.

Только хмурый Тристан, пьет угрюмо, о чем он тоскует.

И жестокий обман над любовью уже торжествует.

Ивану Славинскому

Мулен Руж своей не снимет маски,

Карнавал не кончится, не ждите.

Только дерзко улыбнется Мастер.

Прописав на полотне событья.

Где Хозяин времени вздыхает

О Прекрасной Даме в час заката.

И куда-то в полночь уплывает

Дева и Венеция, крылатый

Ангел снова кружится над нами.

И в раздумьях замер там король.

Королеве снится временами

Дерзкая, несыгранная роль.

Даже если этот мир театр,

Где душой владеют вновь шуты,

То художник царь и гладиатор.

Девять королей ему служить

Будут вечно, спрашивать совета.

И искать свиданья в час заката.

И к нему вернется королева.

Муза и Мечта, летят куда-то.

Улыбаясь, этому не веря,

Не желая знать, что есть расплата,

Дерзко улыбнется королеве

Увлечет в свой мир, и нет возврата.

Он уйдет туда, где вдохновенье,

Красота костюма или тела

Увлечет, и в этот час забвенья

Мулен Руж придет и королева.

Только он над пропастью взлетает,

Там, где мир в отчаянье срывался,

Короли беседуют с шутами,

И несутся пары в ритме вальса.

О, эта праздная небрежность,

когда краса так дивно манит,

И что нам остается? Нежность.

И пусть иллюзия обманет.

Мы в том театре, как актеры,

готовы снова раствориться.

Печаль, она проходит скоро.

И очень страшно воплотиться.

О, львицы дивные, вы снова

небрежно смотрите на мир.

И больше нет пути иного,

как только распрощаться с ним,

Когда прекрасная эпоха

растает, словно этот сон.

Останется лишь профиль Блока,

потом исчезнет даже он.

В театре, где мы все играли

себя, а может быть иных

Созданий, дивные печали

хранили этот старый миф.

И мир, в его великолепье

был так далек от этих грез.

И вы проснулись на рассвете.

И ветер вдруг духи унес.

И в старом парке встреча

снова так неожиданно мила.

И мира больше нет иного,

чем тот, который обрела

Твоя душа в театре этом,

в плену у света и тоски

Звучали дивные сонеты,

и пелись светлые стихи.

Ваш век серебряным назвали.

И в блеске тихом и тоске,

Звучали дивные печали.

И веер чуть дрожал в руке.

Раздета больше, чем одета,

и потому озябла снова,

Но света не было от света.

Метались среди грез и снов.

Небрежно брошенные снова

в мой век, и в трепете огня,

Еще я вижу этот пламя,

заворожившее меня.

И диалог, он будет длиться,

и что ему теперь века,

Когда вдруг воскрешает лица

опять художника рука.

Я ЗНАЮ, МЫ БЫЛИ ВОЛКАМИ КОГДА-ТО

И так не хотели людьми становиться.

И вот при луне за былое расплата —

Нам волчья свобода ночами приснится.

И снова зовет меня серая стая.

Туда, в тишину заповедного леса.

Где Леший нас снова на дело сзывает.

Мы видим, мы слышим, мы знаем про это.

На темной поляне луна серебрится.

И дивные ели нависли над нами.

И странно кричат нам незримые птицы,

Которые к нам прилетят, и в тумане

Какие-то призраки будут метаться,

И песню затянет свою Берегиня.

Мы были волками, и в бешеном танце

При блеске луны мы собрались и ныне.

Какие-то тайны нам снова знакомы.

Какие – то песни похожи на вой.

Мы вольные волки, нет дела до дома,

И Леший ведет нас во мрак за собой.

И ведьмы летят, и незримые птицы

Во тьме нам расскажут о том, что бывало.

И в лунную ночь вдруг такое приснится

Нагая русалка во мгле танцевала.

Сначала звучала симфония страсти.

И пламя в душе до утра трепетало,

Потом вы остались у вальса во власти,

Сам Штраус играл вам немного устало.

И все наблюдал он, как пары кружились,

И падали странные тени на лица.

Кому-то твердил он: «И эти влюбились»

Но сколько тот вальс легкокрылый продлится.

И легкое танго внезапно сменило,

Хотелось стереть ироничность улыбки.

Она обнажалась, пылала, шутила.

А он уносился по почве по зыбкой.

И странно любовь исказилась до срока.

И дико взирали там светские львицы.

И все-таки жизнь и судьба так жестока.

Как трудно кружиться, как просто разбиться.

И странная тихая горечь романса-

Ты все до него докричаться хотела